Видать давно он не бухал - вот хмель и ударил в бошку.
- Это наёбка! - вдруг закричал Зюзель и вскочил на ноги, тыча пальцем в телевизор.
Все повскакали с мест и вперились в американского канатоходца, балансирующего на невъебенной высоте. Страшно балансирующего - казалось бы...
Зюзель показал пальцем в то место на экране, где можно было уловить едва заметные железные тросики, ведущие от балансировочной палки мужика, находящегося в позе имитации смертельного риска для своей жизни, демонстрируемого миллионам телезрителей. Но уловить эти тросики можно было только на редких средних планах - между довлеющими в общей массе монтажа общаками и крупняками.
- А я-то подумал, дурак, что он, когда из-под купола цирка ёбнулся, то сразу страх смерти преодолел и теперь на автомате ходит! - подтвердил версию Зюзеля и военврач.
Акула, Берс и Блаватский не спорили с ними, легко согласившись - даже не вставая с места и не тыча рожами в облучающую южнокорейскую, должно быть, трубку кинескопа.
- Под автоматом, ясное дело! - сказал Акула, - Какой там ветрила на такенной-то высоте?! Как муравьишку сдует!
- Мы тоже здесь за деньги кое-что изображаем... - разоткровенничался Блаватский, - Конституционный строй, всякое такое...
- Главное, чтоб не харакири! - философски заметил Берс, что тут же и переросло в тост. Тем более, что спирт кончился. Ну, не весь, конечно же - а та его часть, что была разбавлена в пластиковой бутылке с минералкой.
- По последней? - вопросительно посмотрел на Акулу военврач.
- Обижаешь, лепила позорный... - усмехнулся Акула и полез под свою кровать за новой ёмкостью.
Второй косяк тем временем был готов, и мы пошли раскуриться двумя косяками одновременно - я, Берс и Старина Хэм.
- А ты не куришь? - спросил у Зюзеля Акула.
- Меня не торкает, - ответил Зюзель, - А то бы курил. Раньше торкало. Когда в Питере учился. А потом перестало. Слушай, а ты в какой пропорции спирт с "Нарзаном" мешаешь?
Я не слышал, что ответил ему Акула. Мы уже вышли из палатки и шли в сторону бруствера раскуриваться.
- Ты режиссёр? - спросил у Берса военврач.
- Какая разница? Зюзель наш режиссёр, - ответил Берс.
- На этом проекте Зюзель режиссёр, а вообще они оба режиссёры, вместе во ВГИКе учились, - объяснил я Старине Хэму, - Обоих, кстати, за границей награждали. Давно бы на гранты сели, от Сороса. А их, мудозвонов, в Чечню потянуло. И мне через них тоже мозгоёбства не хило прибавилось. Интересно тут у вас, конечно. Но мог бы сейчас на пляже, с красавицей женой, после дискотеке и трёх текил... Хорошо хоть, раскуриться прихватил себе... На вас тут бошечки свои перевожу...
- А ты кто? - спросил в лоб военврач.
- Я? - меня перемкнуло.
Алкоголь и каннабинол вызвали в моём сознании тормозной эффект. Похоже, я вообще забыл русские буквы. Да и все прочие. Может быть, только первослог "ом" меня не оставил - да и то лишь как звук, тогда как его санскритские и прочие символы на фиг растворились в безграничном сверкающем даже чеченской ночью пространстве.
Кстати, приближалось полнолуние - что было понятно без слов, только одними глупыми глазами, даже поочерёдно закрываемыми для пущей объёмности эффекта.
- Архип у нас гениальный писатель, я уже говорил, - сказал Берс, - Это он всё придумал.
- Ты книжки пишешь? - спросил военврач теперь меня.
- Да так... Хуярю помаленьку... - застеснялся я.
- Платят?
- Заплатят... Куда они денутся? Жить на что-то надо? И не мне одному... - прикинув варианты, сказал я.
- Даже мне платят, - подтвердил Берс, - А я ведь не писатель...
Мы добили косяк, закурили сигареты и пошли к палатке.
- Коктейль уж стынет, - сказал Берс.
- Чай не Молотова! - пошутил военврач.
Старина Хэм меня вообще не раздражал - хотя я с детства не люблю врачей достаточно сильно. Они помогали мне рождаться в эту жизнь, схватив железными клещами за голову и таща через силу - ничего умнее, олухи, не придумали. Люди в халатах цвета международной капитуляции, мусульманского траура и христианской свадьбы одновременно. Старина Хэм работал со смертью непосредственно, и его видение мира не могло ни у кого вызвать отторжения - в отличие от коммерческих столичных коновалов, военврач, кажется, действительно любил своё жестокое спасительное дело.
Ещё я шёл и думал, что войны прошлого тянут к нам руки и меняют нашу сегодняшнюю жизнь. Но жизнь каждого из нас формируется и войнами, которых не было. Мало того - бывают моменты, когда сама война становится средством предотвращения более ужасной войны. Война против войны. Обычное дело. Не надо быть яйцеголовыми япошкой Фукуямой и америкашкой Тоффлером, детьми Перл-Харбора и Хиросимы, чтобы осознавать войну и уметь объяснить другим, какого хуя за так от неё не избавишься. Как бы кто ни прятал своё тщедушное, пусть даже и жирное, тельце. Настоящий психиатр понял бы, о чём я думаю, думая ни о чём на фоне войны. К счастью, таких психиатров практически не существует - разве что в привилегированных реабилитационных центрах.