- Да, я согласен, что рифма хромает... - пожал плечами доктор.
- Тебе, Акула, надо блог открыть, в Интернете. Раз такой талант, - посоветовал я, - Могу помочь... Есть сетевые структуры, специализирующиеся на подобных медиа-вирусах...
- Как там у тебя ещё было? - вспоминал доктор, - Про Удугова Мовлади? Что у него три жены, и обе...
- Прекращай... Архип прав... Мне ещё тут жить... - задумчиво, даже грустно, сказал, слегка протрезвевший от обнародования собственной поэтической изнанки, замполит, - Тем более в Москве. У меня жена, ребёнок. А у этих пидарасов всё равно чувства юмора нет.
- Знаешь, сколько полицейских охраняют Салмана Рушди по всему Лондону? За его сатанинские стихи? - спросил замполита Зюзель.
- Не знаю... - ответил замполит, - Я не считал. И стихов этих английских не читал. Всё равно ведь сатаны нет, Блаватский мне всё разъяснил уже давно...
- Это для меня его нет... - задумчиво сказал Блаватский, - А за остальных я не отвечаю...
- Ну, за искусство! - провозгласил Старина Хэм, - За Иеронима нашего Босха! Чтоб всем так жилось.
Все засмеялись, и мы снова выпили.
"Мог бы я уйти в ислам, если бы не обрезание? - подумалось мне отчего-то, - Да я и в христианстве-то недолго продержался, безо всякого обрезания. Не терплю иерархические структуры. Кто круче, кому что, кто так. Раз на раз не приходится. Каждый человек - вселенная. И не хера в неё палить из ружей..."
- Ты случайно не знаком с Бабицким? - спросил меня замполит.
- Дух есть сомнение сатаны в себе самом! - в очередной раз утверждал Берсу зевающий уже Блаватский.
- Это всё игра твоего ума! - смеялся в ответ Берс.
Старина Хэм долго выслушивал рассказы Зюзеля о травматизме на киносъёмочных площадках, а потом ушёл к себе, ещё за спиртом, и вернулся, кстати. Так не скоро, что кто-то ему брякнул, что доктора мол, нашего, только за смертью и посылать.
"Избыток скорби смеётся, избыток радости плачет..." - произнеслась в моей голове неизвестным русскоязычным голосом английская мысль Уильяма Блейка.
С детства, как мне кажется, имелись у меня некоторые чёткие установки. Первое было то, что каждый день должен проживаться как последний. Второе - что бы ни происходило, нет такой цены, за которую можно было бы либо стать кем-то другим, либо, вернувшись в прошлое, сделать иной поворот на сомнительном месте. То есть - это просто не имеет смысла, то есть всё, что есть, уже есть самое лучшее, по факту. Третья установка, если только она не производное от двух первых, состояла в том, что никакого Архипа нет.
- Штивает по левому борту!!! - заорал Акула, сшибая локтём вазу с полевыми чеченскими ромашками и репейниками, романтично украшавшими наш слегка брутально разгулявшийся сабантуй.
Я вспомнил, как мы снимали в клипе Толоконникова, он же известный всем "Шариков". Выписали его из Алма-Аты - в те годы он играл в русском драматическом театре столицы демократического Казахстана ослика Иа. Прилетел, гениально отснялся, выпил половину ящика водки за тридцать восемь часов, рассказал нам всю свою жизнь. Когда надо было везти его в аэропорт - а я, как продюсер, вручил ему шикарный для Казахстана гонорар - Толоконников уже был окончательно в широко полюбившемся народу образе распоясавшегося люмпена.
- Как же тебя везти в аэропорт? - недоумевал шофёр, которой предстояло вести народного любимца в аэропорт.
- Подвозишь к ближайшим ментам. Показываешь его. Они спрашивают - он? Говоришь - он. Они его забирают и доставляют прямо к трапу, передавая с рук на руки, - объяснил я уже известную мне продюсерскую схему.
- Кассеты на месте?!!! - зарычал Шариков.
У него всегда с собою в дальних путешествиях имеется десяток видеокассет "Собачьего сердца" с автографами. Тогда - видеокассет. Сейчас уже, небось, на диски перешёл - там более, что он уже и давно в Москву перебрался. Хоттабыча сыграл в полном метре, настоящего. Ждёт своей лучшей роли, русский Марлон Брандо - купит себе островок где-нибудь в Карелии. Очень одинокий человек. Зюзель его снимал в собственном трэше - правда, как назло, случился брак по плёнке. Моя любимая женщина играла там наркоманку, дочь олигарха - а Толоконников спасшегося из талибанского плена ветерана Афгана, шьющего на машинке "Зингер" по ночам кожаную сбрую для стриптизёрш из ночных клубов. Однажды ночью у себя в подъезде он находит умирающую девушку и спасает ей жизнь. В финале его дом штурмует группа "Антитеррор" - олигарх решил что дочка в заложниках, а у них со стариком полковником была страсть. Живым полковник не сдался. Вообще то финал был недодуман, да и сценарий отсутствовал. После двух съемочных смен Зюзель охладел к проекту. Но Толоконников - странное дело - после того видеоклипа был готов всегда сниматься у Зюзеля бесплатно. "Ты художник!" - говорил он ему.