Больше всего на свете моя бабушка боялась потерять партийный билет - за это в её молодости могли расстрелять. Считается, что молодость это важное время - можно себе представить, что творилось в её уме после семидесяти лет. В молодости она прыгала с парашютом, и ходила в сатиновой майке и трусах - на парадах физкультурниц, перед вождями, стоящими на мавзолее, хранящим трупом немецкого шпиона Володи Ульянова.
Её первого жениха расстреляли, забрав ночью из заводского общежития за неделю до их свадьбы. А первый муж, мой генетический дед, пропал без вести под Москвой, в ополчении, зимой сорок первого, одна винтовка на пятерых, а сам то был серьёзный очкарик. Вряд ли он дождался той винтовки - может, и кинул куда одну бутылку с зажигательной смесью имени Молотова? Может, что-нибудь куда-нибудь вовремя принёс, доставил, сообщил? Прикрыл кого-то или что-то своим телом, в конце концов. И просто сгинул, так тоже бывает.
Надеяться уже не на что. Я бы кинул бутылку когда угодно - было бы куда, чтоб по уму. И телом бы прикрыл - смотря по ситуации. Если будет время и возможности на её оценку, этой глупейшей и одновременно, небось, мудрейшей ситуации в пространстве и времени некой личности, не знаю.
Самой моей бабушке всю жизнь приходилась врать, что она происходит из крестьянских бедняков, а не из зажиточных фермеров. Потом ещё приходилось врать, что она никогда не была на оккупированной территории - хотя Красная Армия, и её гениальное, как всегда, руководство многим гражданам страны предоставила получить тем летом и далее такой тяжёлый опыт.
Так, постоянно скрывая от тоталитарного общества смертельные факты личной биографии, бабушка доработалась до заместителя министра путей сообщения - и, выйдя на пенсию, раз в год лечилась в психиатрической больнице. Ей казалось, что её облучают враги из соседних домов. Она сразу надевала на себя три пальто и несколько вязаных шапок, после чего начинала заклеивать окна газетами. Это происходило два раза в год - в районе ноября и в районе февраля.
Я в таких случаях, когда приходил из школы и первым видел такое, сразу же звонил родителям. Приезжал папа и пешком отводил бабушку в "трёшку". Это первая психиатрическая больница в Москве, в ней лечился Гоголь и мой покойный друг, наркоман, алкоголик и мудрец Кащей. "Трёшка" расположена сразу же за следственным изолятором "Матросская тишина", в старинном особняке постройки начала позапрошлого века.
С детства я был начитан и всерьёз политизирован. Родители мои - высококультурные беспартийные инженеры младшего руководящего звена, минитехнократы, с верой в демократию западного образца, которая спасла их от непрекращающегося ужаса детства - второй мировой. Дало немного хрущёвской оттепели, чуток запаха свободы. Всё моё детство папа слушал радио "Свобода", а мама читала в самиздате Блаватскую и Рерихов, а также подпольно занималась хатха-йогой. За такое совдепы и впрямь могли посадить в тюрьму или психушку - как китайцы сейчас сажают тысячи своих фань-лунь-гунцев, главных конкурентов коммуняк в борьбе за владение умами. Америка возмущается, но больше в китайской же диаспоре, негромко - потому что китайцев так много, что западному уму трудно вообще что-либо соотнести с общечеловеческими нормами.
Горбачёвские перестройка с гласностью пришлась как раз на пору моего социально-полового созревания. С моей первой женой-одноклассницей мы лично защищали молодую российскую демократию, персонифицированную Борисом Ельциным и Белым Домом. Второй раз я женился через два года, когда Белый Дом уже представлял угрозу для демократии, почему и был расстрелян из танков вместе с людьми. В том числе моими знакомыми журналистами и, как выяснилось позже, с несознательным баркашовцем и будущим военврачом отряда "Ярило" спецназа внутренних войск министерства внутренних дел Стариной Хэмом. Я тогда был уже военным корреспондентом одного известного общероссийского политического еженедельника, ездил по горячим точкам бывшей империи зла, пил много водки и сорил шальными командировочными деньгами.