- Это будет единственный документальный фильм из Чечни, который можно будет показывать на большом экране, - добавил он.
Про женщин он ничего не сказал. Говорить Зюзель вообще не любил, потому что всё время выполнял свою функцию - видеть. Озвучка для него стояла на третьем месте, после операторской работы и монтажа, завершая точкой невозврата к живой действительности форму его художественного самовыражения. Платили ему херово, потому что вечная классика во время информационного взрыва играет роль скорее катализатора, нежели пожинателя плодов. Ничего сложного лично я в кинематографе не видел. Главное - ресурсы, внешние и внутренние. А этот гнилой мир спящих тупых остолопов слегка подрастрясти не так уж и сложно. Всех не разбудишь - но тонкая экваториальная дорожка здравого смысла будет проложена со сверхсветовой скоростью и замкнётся сама на себя в той самой точке невозврата, которую имеет в виду Зюзель.
Я доверял ему, как художник художнику - хотя, может, просто идеализировал собственные внутренние представления о гениях, спасающих человечество простым техническим способом, прямым методом самого себя. Чтобы человечество не слишком глубоко тонуло, пока звезда по имени Солнце горит над его залысинами, приобретёнными вследствие многочисленных рывков - к тошнотворному осознанию какой-то там своей неповторимости, или хуй его знает чего там уж ещё.
20.
Короче, в Аргун мы поехали на двух почти новых поехали на двух скрежещущих бэтэрах. Нам выдали военные куртки - бронежилеты отменила жара - и посадили на броню идущей второй железной машины.
Путь занял минут десять. Мы сидели на броне. Всю дорогу над нами, как любят говорить по телеку, барражировал вертолёт. Зюзель снимал его на "Конвас" с руки, и остался очень доволен результатами.
- Если только не брак по плёнке... - сказал он и сплюнул три раза через левое плечо.
На въезде в город за нами пристроилась раздолбанная легковая отечественная машина, "Жигули" девятка, в которой сидели четверо молодых чеченцев. В салоне у них играла воинственная музыка, они показывали нам "фак" и всячески провоцировали. Когда они сзади нагнали наш бэтэр и приблизились метров на пять, майор Влад направил на них автомат. Через какое-то время они отстали, пробибикав какую-то гадость.
По правому борту мы проехали свежеотстроенную мечеть с высоченным минаретом, и как-то вдруг почти сразу оказались на базаре. Шумном, но не восточным - напряжение в нём играло горское, построже. Возможно, это просто я сам параноил. И, в отличие от Зюзеля с Берсом, сразу же отправившимися за покупками под охраной троих бойцов с автоматами наготове, слез с брони только минут через пять, когда Акула и майор Влад уже загружали через люк бэтэра пакеты с овощами, зеленью и горячим шашлыком только с шампуров.
- А тебе чего-нибудь надо? - спросил Акула, - Через пять минут трогаемся.
Тут я вспомнил про насвай и мы с замполитом пошли его для меня купить. По дороге к ближайшему ларьку Акула показал мне, как гордая чеченская девушка маякует кому-то солнечным зайчиком посредством маленького зеркальца.
- Дети гор... - вздохнул Акула, - Вот тебе насвай. Бери. Пробуй. По-любому, его из куриного говна делают...
- Но ведь не только из него... - философски заметил я.
- Но зачем-то они его добавляют. Не для вкуса же... - парировал Акула. Зря я недооценивал его интеллектуальные способности, когда мы летели в брюхе самолёта. Хотя почему сразу зря? Бухали просто.
Насвай - масса типа зелёно-коричневой халвы в тонких целлофановых пакетах десяти сантиметров длины и одного сантиметра в диаметре. Стоил он какие-то копейки. На деревянном ларьке со всякой всячиной, где я его купил, красовалась вывеска "Тётя Ада".
- Его весь сразу хавать? - поинтересовался я у толстой усатой чеченки, рассматривая приобретение.
- Под язык клади. Сколько нравится! - сказала она с весёлым акцентом.
Я последовал её совету, мы с Акулой вернулись на бэтэр, дождались остальных и тронулись. По обе стороны дороги множество детишек разных возрастов восхищённо, или я не понял как, рассматривали боевую технику и оружие в руках людей, топчущих их местность. Все тут всё понимали - и взрослые, и дети.
На обратной дороге нас сильно трясло - и ещё мне показалось, что мы ехали минут сорок, никак не меньше. Хотя, возможно, это в прошлый раз - до насвая - мне показалось, что это были десять минут. Я ведь никогда не пользовался часами, полагаясь в этом вопросе на Солнце и смекалку. Тем временем насвай вставлял - легко и без особых побочек, уверенно заходя на место уходящему кайфу травы, которой, как я почему-то стал навязчиво и дотошно подсчитывать на память, оставалось ещё косяков на двадцать пять, не более. Но и не менее.