- Не надо подменять цели средствами! - высказался я достаточно внятно, - Если искусство не освобождает человека раз и навсегда, безвозвратно, то на хуй оно вообще сдалось? Приятно кому или нет, но чистое искусство есть мозгоёбство. Что это такое - искусство ради искусства? И при чём здесь ЛСД? Нет никакого ЛСД!
- Искусство принадлежит богеме! - засмеялся Берс.
- Никакого искусства нет, я согласен с Архипом... - пожал плечами Зюзель.
- Я говорил не про искусство, а про ЛСД... - уточнил я, выпивая в одиночку, чтобы остыть от своей горячей речи.
- А что есть? - поинтересовался Контрразведчик.
- Игра природы, - предположил Блаватский, - И больше ничего.
- Да, но с целью ведь, не бесцельно? - встрепенулся замполит Акула, - Иначе вообще зачем?
- Соображаешь, - похвалил его Блаватский, - А вот пусть тебе киношники сами объясняют, зачем они тут шарахаются и трещат своим аппаратом.
- Лично я ради опыта и денег, - сказал я.
- Какого опыта? - поинтересовался Контрразведчик.
- Каких денег? - шутливо поинтересовался Берс, посмотрев на меня и на Зюзеля.
- Без денег, без денег... - отмахнулся Зюзель, - Чистое искусство... Даже без ЛСД... Помню, в Питере, в конце восьмидесятых...
И он пустился в воспоминания о съёмках своего первого в жизни музыкального видеоклипа, за который приехавшие финские панки расплатились с учащимися киноинженерного института жидким ЛСД в ампулах. Павильон был арендован на три дня, они в нём все закрылись - съёмочная и музыкальная группы из разных стран - треснулись по вене и все три дня оттуда не выходили. Лежали на реквизите, каждый думал о своём. По нужде уходили в один определённый для всех угол. Выйти из павильона никто не пытался. И клип решили вообще этот не снимать.
- Помню, как я лежал и всё время думал, какое я всё-таки дерьмо... - вспоминал Зюзель.
- Как режиссёр? - уточнил я.
- Да нет, вообще... как Царандой... Да что такое этот Царандой? - интересовался Зюзель у замполита, - Ну, помнишь, когда приехали, были ещё выстрелы, и ты сказал? Мол, Царандой?
- Царандой? -удивился Акула, - А... Царандой... Да так в Афгане местную милицию называли, коммунистическую. По простому. Пока мы там были.
- Ты что, был в Афгане? - заинтересовался Контрразведчик, - Это новая для меня информация...
- Ну, конечно, ага... - пожал плечами Акула, - Сдурел? Мне лет то всего ничего. Просто знаю, что Царандой, и всё. Ты, что ли не знаешь?
- Я знаю почти всё... - усмехнулся Контрразведчик.
Почему все контрраззведчики такие самоуверенные в своём интеллекте? Наверное, просто в силу глупой иерархической привычки считать лучшим всё, что появилось после предыдущего, на его основе, но позже. Антитезис. Почему антитезис всегда глупее тезиса? Откуда все эти слова берутся в моей пьяной голове?
- А знаешь, как будет пойти с вертолётчиками договориться в Моздок сгонять, развеяться? - спросил нас Блаватский, - Откуда вам знать? Хаба-хаба называется...
- Литр спирта и вперёд! - выкрикнул вдруг проснувшийся военврач, и тут же снова захрапел, как в дешёвой кинокомедии.
Потом появилась гитара и полились душераздирающие песни про братишек и мальчишек - в исполнении, естественно, всё того же Акулы. Блаватский порадовал польским романсом на языке оригинала. Я вспомнил, что Старина Хэм просил меня за песню, тоже про Афганистан - и разбудил его, спящего поперёк моей койки. Он не сопротивлялся - оказывается, вообще не спал, а храпел лишь потому, что вспоминал какие-то свои переживания прошлых лет.
- Только песня остаётся с человеком! Песня верный друг мой навсегда! - провозгласил Старина Хэм, продрав глаза.
"Дипломаты мы не по призванью,
нам милей братишка автомат!
Чёткие команды приказанья,
А в кармане парочка гранат!
Вспомним товарищ, мы Афганистан -
Зарево пожарищ, крики мусульман!
Вспомним товарищ, как мы шли в ночи -
Как в арык летели злые басмачи!" -
Весь лагерь слышал, как я проорал эту песню, любимую песню Кащея. Потом ещё "Пуля пролетела" Свина и "Всё идёт по плану" Летова. Всё прошло на ура. Мы снова выпили, а потом покурили пару косяков прямо в палатке, чуток нарушив строгий армейский распорядок. Только Блаватский ни разу не затянулся анашой - да Разведчик, который спал по настоящему, хотя и не храпел. Контрразведчик вообще смухлевал, и ему досталась тяга вне очереди. А ещё называется идейный. Хотя с чего это я взял? Внешность обманчива, как и профпригодность.
После накура Хэм сразу же возжелал наглухо спать, и в дальнейших горячих спорах участия уже не принимал.
Потом уже были совсем обрывочные фиксации сознания, типа возмущённого возгласа Зюзеля, произошедшего в ответ на очередную тираду Блаватского в адрес нашего кинопризвания.