- Что я, Шрамалан что ль, какой?! - вскричал ущемлённый Зюзель.
Бойцы не знали, кто такой Шрамалан, да это им было и не нужно. Только Контрразведчик, кажется, что-то знал.
- Шестое чувство? - спросил он.
- Спасение рядового брахмана! - крикнул Берс.
Он как всегда выглядел самым трезвым, не считая, само собой, Блаватского.
Потом была телега Акулы, лично для меня, любителя Крыма в сакральном пространстве, что турки из НАТО, когда Турция вступит в Евросоюз, высадят в Крыму десант для защиты татар. Но Контрразведчик развенчал этот миф как лживую деятельность израильтян, после чего все выпили за взрывы на Солнце.
- А хотите, я вам притчу расскажу? - спросил Берс, - Про бухло?
- Хотим, - ответил за всех Блаватский.
- Дело было в Бутане, в средние века. В одном крупном буддийском - а страна эта буддийская, и король является духовным главой всех буддистов, уже тысячу с лишним лет - так вот, в одном крупном монастыре по утрам стали замечать, что один монах явно бухает. От него присутствовал чёткий перегар. Бухает по ночам - решили все. И говорят ему на утренней поверке - прекращай, брат, бухать. А он вместо того, чтобы повиниться, говорит - братья, отвяньте, я не бухаю. И каждый день от него перегар, и всегда он говорит, что снова ни капли за ночь не подбухнул. У всех других монахов, короче, от этого наступает депрессия. И они послали письмо к королю, чтобы, значит, рассудил всё это напрягающее их умы бухалово. Приехал король, и говорит тому - что ж ты, брат, бухаешь, когда все братья тебя просят не бухать? А тот и говорит: "Принесите кипящее масло". Принесли. Он опустил в него руки и говорит: "Кто считает, что я бухаю, пусть сделает то же". Никто, ясно, не сделал. "Пошли к реке", - сказал обвиняемый. Там он пробежал по воде туда-обратно, и сказал королю и прочим: "Кто говорит, что я бухаю - пусть сделает так же..." Посмотрел король на него, почесал репу и сказал: "Хорошо. Слушайте все..."
Берс помедлил, изображая короля вальяжным взмахом левой руки, на запястье которой откуда-то оказались намотаны костяные чётки, которых я раньше не видел, и произнёс:
- "Пусть этот бухает!"
Палатка содрогнулась от взрыва хохота. Спящий Старина Хэм резко подскочил и шибанулся головой о железную перекладину койки. Даже Разведчик проснулся, подошёл к столу, налил себе рюмку, выпил, и снова улёгся спать, не проронив не слова. Да его всё равно бы не услышали - так все ржали. Берс умел изобразить взаправду энергетику настоящего, пусть и хорошо забытого старого.
Потом я стоял, один, среди заросшего ковылём, или типа того, чеченского плато - да не плато это, обычная равнина, предгорье, что-то ещё - простиравшегося между нашим рвом и минными полями. От которых меня метров на десять впереди отделяли мотки колючей проволоки, и два белых бетонных блока, напоминавших о Стоунхендже.
Я там стоял и курил, кажется, косяк, а может и нет, смотрел на звёзды и на блин почти полной луны и думал - может, к концу этого десятилетия будет ещё реванш и у таких психов, как я? А ведь я учился играть на фортепиано девять лет, с детсадовского возраста. Для того, чтобы в двадцать по мне стрелял какой-нибудь глупый снайпер? Хер вам. Я сам себе защитный амулет. Абсурд земной жизни спрыгнул на меня, как рысь на кабанёнка - однако моё сознание внеличностно. Это, скорее всего, пульсирующий внекармический батут. Иначе как бы я сам с собою мог разговаривать? Ладно. Докурил? Пора возвращаться...
После мы в палатке ещё немного повыпивали, кто-то что-то набренчал на струнном инструменте, невнятно. После Блаватский ушёл, а замполит Акула вышел проблеваться - возможно, из-за моей анаши.
Зюзель смотрел по телевизору какой-то дюдик, Контрразведчик и майор Влад жёстко бухали и спорили о законе мягкой люстрации военных преступников, какие в нём пункты и подпункты. Вариант Влада был комфортнее и дешевле, а позиция Контрразведчика являлась просто какой-то безумной находкой, особенно для наших гулаговских широт. Там даже предусматривались рекламные отчисления за реалити-шоу - на довольно жёстком, пока не существующем, цифровом порноканале, права на концепт которого, как я выяснил, тоже принадлежал Контрразведчику, если он, конечно, не гнал, что вряд ли.
Потом мы снова выходили курить с Берсом, и вдруг оказалось, что он настолько пьян - ну просто как сын сапожника. Двух слов связать не может.
Чтобы придать свежесть сознанию, мы быстро и молча выкурили косяк.
- Имя - хуйня! - сообщил мне Берс, когда пошёл мощный накат поверх алкоголя, - И фамилия тоже хуйня! Я её не помню - веришь? И число дня рождения! Лишь год - и то случайно помню. И никаких праздников я не отмечаю, ты же знаешь - ни дня рождения, ни других. На похороны к родственникам не езжу, боевые награды предков продаю, обычно по осени...