Весь Гадючий Яр – Змеевка и еще с десяток деревень, озеро Зеркальное и большой лес, богатый грибами и ягодами, – располагался в низине и был окружен холмами. Туманы здесь не были редкостью, но именно школа в Змеевке находилась ниже всего, в нее первую приходила осень. Во всех остальных местах еще царило лето, а здесь по вечерам уже свисал с турников клочьями туман, «плакали» по утрам окна, а с северной стороны бесполезно было сражаться со мхом и плесенью на стенах. В Ярином детстве дети, не любившие учиться, говорили, что даже место, на котором построена школа, проклято.
Яра ускорила шаг. Пакеты оттягивали руки, постепенно спускаясь по пальцам все ниже и ниже, прохлада летнего вечера приподнимала волоски на обнаженных руках. Или их приподнимал страх? Яра говорила себе, что она уже слишком взрослая для того, чтобы бояться, и тем не менее в памяти сам собой всплыл эпизод, о котором она старалась вспоминать как можно реже.
Ей тогда было всего восемь. Второклашка, задержавшаяся допоздна в школе, поскольку до этого месяц болела и пропустила по математике важную тему, без которой не могла понять следующую. Тему с легкостью объяснил бы дедушка дома, но строгая Анфиса Марковна велела Яре остаться после уроков, желая объяснить все самостоятельно.
Яра и Анфиса Марковна вышли из школы последними. Дверь за ними закрывал уже сторож. Часы показывали всего начало седьмого вечера, но на дворе стоял морозный бесснежный декабрь, и было уже очень темно.
– Проводить тебя? – спросила Анфиса Марковна, но Яра смело мотнула головой.
Ей ведь уже исполнилось восемь, она ничего не боялась. Тем более всего лишь пройти-то через школьный стадион, где есть целых два фонаря, и выйти на дорогу. Хулиганов Яра не боялась, никто из своих не посмел бы обидеть внучку Николая Васильевича Миронова, а чужих здесь не водилось. Она, конечно, слышала многочисленные рассказы о школьном стадионе от старших ребят, знала, что те стараются не находиться здесь вечером поодиночке, но считала, что это просто пугалки для младших. И только когда Яра миновала один фонарь, а до второго оставалось еще метров пятьдесят, она услышала за спиной шаги. Кто-то шел за ней, и кто-то большой, потому что на три ее шага приходился один того, кто сзади.
Яра обернулась, но никого не увидела. Первый фонарь остался далеко, позади нее была лишь темнота. И в темноте этой кто-то был. Когда Яра остановилась, он остановился тоже, но, стоило ей сделать шаг вперед, он тоже пошел. И тогда Яра побежала. Она бежала, сжимая в руке школьный рюкзак, захлебывалась ужасом и слышала позади себя отчетливые шаги. Теперь это был уже не один преследователь, а несколько: шаги слышались нестройные, но четкие.
Яра добежала до света второго фонаря и снова обернулась. Теперь она видела тех, кто ее преследовал: это были два маленьких жеребенка. Но Яра точно знала, что им неоткуда здесь взяться. Ни у кого из соседей не было жеребят такого возраста, а на колхозном дворе лошади не приносили потомства много лет. Там доживали свой век три старые клячи, которые уже дышали с трудом, какие им жеребята?
Умирая от ужаса и сама не отдавая отчета своим действиям, Яра раскрыла рюкзак, вытряхнула из него содержимое и отыскала в пенале острый карандаш. Замерзшая земля к ночи подернулась инеем, поэтому тонкий стержень легко начертил на нем линию: Яра нарисовала круг вокруг себя. Она видела в каком-то фильме, что таким образом можно защититься от нечистой силы, и сейчас это было единственным, что пришло ей на ум.
Жеребята подбежали к ней в тот момент, когда линия замкнулась в неразрывный круг. Несколько бесконечно долгих минут они бегали вокруг Яры, но линию не пересекли. Яра сидела на мерзлой земле ни жива ни мертва и смотрела на жеребят. Те то выглядели самыми обычными, живыми и теплыми лошадиными детьми, то вдруг Яре казалось, что она видит сквозь них очертания школьных турников. Сколько времени прошло, Яра не знала, но, когда жеребята наконец убежали, она не сразу решилась покинуть свое убежище. Лишь когда пухлая луна показалась из-за верхушек деревьев, Яра подхватила рюкзак и бегом бросилась домой.