Через два часа он был в Беркшире, неподалеку от Ламборна, центра английского конного спорта. «Мерседес» с трудом пробирался сельскими проселками, рассекающими поляны, на которых там и тут виднелись уже не участвующие в скачках лошади-ветераны и пони с детскими седлами. Перед большими железными воротами в стороне от дороги машина притормозила и свернула на ровную аллею, обсаженную с обеих сторон каштанами. Длиной она была ровно в милю и упиралась в большой белый дом посреди некруто сбегавших вниз полей.
Не дав водителю времени открыть ему дверцу, Кесслер сам выскочил из машины, сухо попрощался с Леонардом и двинулся к двери.
На пороге его встретила Джэнет, домохозяйка. Поздоровавшись с ней на ходу, Кесслер прошел через просторный холл в библиотеку, сел в старое кресло перед незажженным камином и начал перебирать факты. Итак, Йенсен, Мацумото и Скарпирато в курсе дела. Хуже всего от этого может быть Катанье. Жена узнает, что у него была любовница, и уйдет из дома. Что его просто подставили, Катанье доказать не удастся. Кесслер все устроил так, чтобы итальянец выглядел полноправным действующим лицом аферы, в которой принял участие вполне добровольно. Он получает четверть всей прибыли от незаконных сделок. Деньги переводит на один из его тайных счетов Эрнотт. Полицейское расследование это легко установит. Банк находится в Швейцарии, где полная конфиденциальность давно уже ушла в прошлое. И когда счет на многие миллионы долларов обнаружится, легко будет заподозрить Катанью в том, что он-то и является вдохновителем всей комбинации. Политической его карьере немедленно придет конец. Он лишится жены, детей, состояния, а может быть, и свободы.
Кесслер пошарил во внутреннем кармане пиджака, извлек небольшую, в синем кожаном переплете записную книжку, потянулся к телефону, стоявшему рядом на столике, и набрал номер. Все это — проблема Катаньи, пусть он ею и занимается.
Звонок из Англии раздался, когда Джанкарло Катанья сидел за ужином со своей женой Донателлой. В дверь столовой негромко постучали.
— Звонит синьор Кесслер, — сказала домохозяйка Элла. — Говорит, дело срочное.
Катанья сумрачно посмотрел на нее, извинился перед Донателлой и прошел к себе в кабинет.
— Ну, что там за спешка, неужели нельзя было подождать, пока я кончу ужинать? — недовольно заворчал он в трубку. У него был какой-то необычный итало-американский акцент. Дело в том, что Катанья выучил английский по американским фильмам. Кесслер же занимался им в лучших учебных заведениях Германии, и его английский был почти безупречен. Так что американизмы Катаньи только раздражали его.
— Возникла проблема. И довольно серьезная. Наша маленькая игра перестала быть секретом. В курсе трое: Сара Йенсен, Масами Мацумото и Данте Скарпирато. Им известно все.
— Каким образом? — Катанья разразился целым потоком итальянских ругательств.
— Да очень просто. Установили где надо подслушивающие устройства.
— А вы это проморгали?
— Вот именно.
— И кто же додумался?
— Йенсен. Она работает с Эрноттом. Ей не дают покоя его доходы, вот она и решила немного пошантажировать его.
— И вы верите в эту историю?
— Вообще-то да. Она и сама не прочь поживиться на стороне, так что это пусть вас не беспокоит. На днях она тут неплохое дельце обтяпала. В общем — нормальная хапуга.
— Вроде вас, — сказал Катанья.
— Вроде меня, — согласился Кесслер.
Катанья изо всех сил сжал разом вспотевшую руку. Трое знают. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы все, что им известно, дошло до властей, до мафии, до Антонио Фиери?
Собственно, и Кесслеру стоит подумать о том же — о возможных последствиях. Ему угрожают бесчестье, тюрьма, конфискация неправедно нажитого. Деньги рассеяны по всему свету, но обнаружить счета, уж если за это возьмутся власти, большого труда не составит.
Но ему, Катанье, еще хуже, его ждет неминуемая смерть. Мафия уберет его, не дав и рта раскрыть. Ибо известно ему многое, и говорить ему никто не позволит. У Фиери и так уж возникли некоторые подозрения. У президента Бундесбанка тоже. Повсюду шелестят слухи. Катанья уперся взглядом в потолок. Решение принято. Терять ему нечего.
— Ладно, я займусь этим, — сказал он Кесслеру.
Глава 21
Ярко крашенная блондинка, совершенно обнаженная, лежала в постели, рассеянно поглаживая прижавшуюся к ней подругу и глядя какой-то видеофильм, когда раздался звонок. Она разом напряглась, высвободила из-под простыни длинные мускулистые ноги, накинула красный шелковый халат и спустилась в библиотеку. Телефон на столике рядом с кроватью молчал. Тот, что в библиотеке, — только для деловых звонков. Женщина села в кресло, обитое темно-красной кожей, и подняла трубку.
— Pronto!
Мужчина. Итальянец. Голос хриплый. По делу. К ней лично.
— А кто вы такой? Как вас зовут?
— Не важно. Друг Антонио Фиери. Хватит с вас этого?
— Для начала — пожалуй. — Фиери — один из тех немногих, у кого есть этот номер, и любой, кто им пользуется, наверняка ему близок. — Ладно, пусть будет так. Насколько я понимаю, вы хотите потолковать, да так, чтобы никто не беспокоил. Как насчет «Хесслера»?
«Хесслер» — это красивая старая гостиница, выходящая фасадом прямо на Испанскую лестницу.
— Отлично. Завтра в два — годится?
— Постараюсь все устроить. Попозже перезвоню и скажу, в каком вы номере. Так вам не придется обращаться в регистратуру.
Он ничего не ответил.
— Куда вам звонить?
Он продиктовал номер и повесил трубку. Через пять минут она ему позвонила.
— Номер сто пятьдесят один. До завтра. — Женщина повесила трубку, выключила свет и, оставшись в темноте, уставилась в открытое окно. Кто же это был? В голосе было что-то смутно знакомое. И что ему нужно? Она улыбнулась своему отражению в стекле.
Он пришел в четверть третьего и бросил беглый взгляд на уже ожидавшую его женщину. Светлые волосы. Рост средний, примерно пять футов четыре дюйма, но крепкого сложения. Он посмотрел на ее красивые мускулистые ноги. Она стояла у окна, откинув плечи и выставив вперед грудь — сама энергия и уверенность в себе. Видел он ее впервые, но знал о ней все.
У нее была репутация хищницы. Энтони Фиери отзывался о ней с большим уважением и не раз сетовал, что она отошла от дел. Впрочем, время от времени, уступая настояниям Фиери, она выполняла его поручения. Только об этом никто, кроме них двоих, не знал, в том числе и Катанья.
Она была известна под именем Кристин Вилье, американской актрисы, играющей в эротических фильмах. Но и имя, и профессия были вымышленными — просто удобное прикрытие. Как-то давно Катанья случайно узнал номер ее телефона и на всякий случай записал. Сейчас он похвалил себя за предусмотрительность.
И вот она стоит перед ним. Стоит и спокойно ожидает, что же последует. Он еще раз оценивающе взглянул на нее. Она с улыбкой посмотрела на Катанью — узнала его с первого взгляда.
— Чем могу быть полезна, господин президент?
— За деньгами дело не станет. Вдвое больше вашего обычного гонорара.
— Ясно.
— Мне надо избавиться от трех человек.
Кристин вернулась к себе домой — жила она на Пассегьята ди Рипетта, красивой, сплошь в зелени, улочке, — в половине четвертого. Плотно прикрыв дверь, она выключила телефон и начала обдумывать план действий.
А в это самое время в Лондоне Джейкоб сидел у Сары в гостиной в ожидании хозяйки.
Она пришла в десять минут восьмого.
— Ты где была?
— В спортивном зале, — удивленно посмотрела на него Сара. — Целый час занималась. Хоть немного пришла в себя — тяжелый день выдался. Знаешь, Эрнотт как-то странно смотрел на меня сегодня. Не высокомерно, не враждебно, как обычно, а со страхом. — Только тут Сара заметила, что Джейкоб чем-то встревожен. — Что-нибудь случилось?
Джейкоб подошел и положил руку ей на плечо.
— Боюсь, что да. Все полетело вверх тормашками.
— То есть?
— Я получил новую запись — вчера вечером Карл Хайнц Кесслер и Эрнотт встречались в кабинете Скарпирато. Скарнирато в стороне от этого дела, Кесслер — Третий, а Четвертый — Катанья. Кесслер с Эрноттом открыли ему специальный счет в швейцарском банке. Они перекачивают на него четвертую часть общей прибыли, из чего должно следовать, что он с ними — в одной команде. Так легче держать его на привязи.