— Это несправедливо, — обиженно пожаловался раздосадованный гном.
— Что, староват ты для меня? — поддела его Алеа.
— Вовсе нет! Все дело в росте! Тага! Давай-ка сама попробуй, тогда посмотрим, кто будет смеяться последним…
Алеа встала в позицию. Нет на свете ничего уморительнее обиженного гнома: нижняя губа заползла на верхнюю, чуть не до самого носа, а кустистые брови низко нависли над глазами.
Мьолльн атаковал, но Алеа ловким движением зацепила своим острием гарду его меча, и оружие гнома, с неторопливым изяществом взлетев в воздух, воткнулось в песок в нескольких шагах за его спиной.
Мьолльн сперва оторопел, а потом впал в дикую ярость.
— Ты не имеешь права! — закричал он и кинулся подбирать оружие.
Эрван вынужден был вмешаться, пока словесная перепалка не переросла в настоящую ссору.
— Ну вот, вам обоим нужно извлечь урок из случившегося. Вам, Мьолльн, не помешает толика смирения. Право же, дорогой гном, вы ведь не станете дуться на девочку за то, что она вас обезоружила! Вы ведь выше этого, не так ли?
Алеа снова засмеялась, и Эрван дружески подмигнул гному. Мьолльн было снова насупился, но не смог сдержать ответной улыбки.
— А ты, Алеа, если не будешь сгибать запястье, нанося удар, то сломаешь руку. Особенно если тебе попадется противник, который будет цепляться за свое оружие покрепче нашего друга Мьолльна.
— Мне сейчас просто незачем его сгибать, — возразила девочка. — Думаю, я хорошо поняла твой секретный прием.
— Неужели? А со мной не хочешь попробовать? — поддел девочку Эрван, коснувшись мечом земли у ее ног.
Алеа немедленно пожалела об излишней самоуверенности, но отступить уже не могла. В конце концов, кое-какие шансы у нее есть, а одолеть Эрвана было бы здорово!
— Защищайся! — скомандовал Эрван.
Алеа не заставила просить себя дважды и тут же кинулась на противника. Сейчас она ему покажет, на что способна саратейская воровка. Но девочка даже не успела направить на учителя оружие, как он изящно шагнул в сторону, встав к ней боком, и поставил ей подножку. К его превеликому удивлению, Алеа устояла на ногах и мгновенно повернулась к нему.
— Неплохо, — признал Эрван. — Но мое оружие все еще при мне, неужели ты успела забыть секретный прием?
Алеа перевела дух и начала новую атаку, нацелившись на рукоять меча Эрвана. Он не стал уклоняться, дождался, когда острие клинка Алеи окажется на уровне его запястья, но, едва она зацепила гарду, резким движением рванул ее меч вниз. Оружие полетело на землю, а девочка закричала от боли. Эрван подцепил меч Алеи своим, подбросил его в воздух и перехватил левой рукой, так что у него теперь было по мечу в каждой руке, а Алеа, упав на колени, с гримасой боли на лице нянчила вывернутое запястье.
Эрван сложил оружие на скамью, а потом вернулся к девочке, чтобы дать ей наставление.
— Побеждает тот, чья рука сильнее и гибче, Алеа. Нужно гнуться, но оставаться твердой, понимаешь?
— Ты сломал мне запястье — вот что я понимаю.
— Гибкое запястье не ломается, Алеа. Уверен, этот урок ты запомнишь накрепко. Наши занятия закончатся в тот день, когда ты сумеешь меня разоружить. Когда этот день наступит, мне больше нечему будет тебя учить.
Эрван пытался говорить тоном строгого наставника, помня, что именно так учил его отец, но в душе уже жалел, что причинил девочке боль. Не слишком достойный способ. Похоже, он тоже сумеет извлечь пользу из их занятий — ведь и учителя набираются ума-разума от учеников.
— Мьолльн, не будете ли вы так любезны отвести Алею к врачевателю, думаю, перевязка и отдых пойдут ей на пользу.
К счастью, запястье Алеи не было сломано: молодой ват подлечил девочку, и спустя два дня она вернулась к упражнениям — исполненная решимости доказать Эрвану, что легко не сдастся. Она старалась изо всех сил и очень быстро во всем догнала Мьолльна, за плечами у которого был многолетний опыт. Но ярость и воля стоят десяти лет практики. Когда Алее удавалось взять верх над Мьолльном, гном всякий раз заявлял, что ему просто не повезло. Оба хохотали и без устали упражнялись, скрепляя этим и без того верную и чистую дружбу.
Друиды гостям не докучали — у них хватало иных забот. Мьолльн и Алеа проводили все свое время с Эрваном. Он показывал им сад и башни, знакомил со слугами, представлял других учеников магистражей, а вечером они играли у костра в фидчел. Эрван был на редкость учтив и поразительно умен. Алеа в конце концов забыла о мучивших ее много дней тревогах, обнаружив в душе новое чувство, в котором отказывалась себе признаться. Эрван был, безусловно, самым красивым юношей, которого она видела в жизни, ее чувства к нему напоминали привязанность к подруге детства Амине, но было еще кое-что, с чем она пока не освоилась, и краснела, стоило Мьолльну завести об этом речь.