— Вот, — заключила она, — теперь ты все знаешь.
Фейт молчала несколько долгих минут, ища ответ во взглядах сидящих вокруг огня людей, но видела в их глазах только страх, сомнения и сострадание. Она проделала весь этот долгий путь, чтобы найти убийцу, а стала участницей куда более жестокой драмы. Она не знала, что сказать, но не могла остаться равнодушной к отчаянию и страху, что скрывались за показной твердостью Алеи.
— Я поеду с тобой, — объявила она наконец. — Куда бы ты ни направилась, я буду рядом.
Решение Фейт всем принесло облегчение, на лицах появились улыбки — серьезность сохранял только Галиад, все еще обиженный на бардессу за насмешку.
— О путешествии в обществе столь прославленной бардессы можно только мечтать, что да, то да, ахум!
— К пению у меня душа не очень-то лежит, — призналась Фейт, — но, думаю, нужно уметь забывать о своих горестях, чтобы вкусить чуточку счастья. Если хотите, я спою сегодня вечером в честь нашей встречи.
— С превеликим удовольствием послушаем! — воскликнул Мьолльн, радуясь, что вечер закончится веселее, чем начался.
— Я бы и рада была повеселиться, но мы ведь даже не знаем, куда отправимся завтра, — перебила гнома Алеа. — В Провиденцию нам путь закрыт…
— Ты говорила о Борселии… — рискнул вмешаться Фелим.
Алеа удивилась предложению друида. Естественно, она собиралась как можно скорее оказаться в Борселии, но думала, что друид резко воспротивится: он ведь не был в восторге, когда она рассказала ему о своем сне. А теперь вот сам предлагает идти в Борселию. Что изменилось сегодня вечером? Неужели повлияло появление Фейт? Нет, Фелим непредсказуем…
— Мы сможем укрыться там на какое-то время, — добавил Галиад.
— Вчера вечером вы говорили, что дорога к Дереву Жизни никому не ведома, — удивилась Алеа.
— Кто говорит о Дереве Жизни? Просто отправимся в Борселию, а там посмотрим. Фейт знает этот лес лучше всех, я уверен.
— Таково право моей касты, — подтвердила бардесса.
Алеа оглядела своих спутников. На их лицах была написана решимость, даже Мьолльн поддался общему настроению. Иного пути у нее нет, тот сон казался явственней яви, — и все же страшно вот так слепо довериться ночной грезе. Послушаться видения — явно не лучший способ избавиться от других наваждений. Но куда еще ей идти? Указ короля об их розыске наверняка распространяется не только на Провиденцию. Возможно, Борселийский лес действительно лучшее убежище для нее во всем королевстве.
— Хорошо. Завтра мы пойдем в Борселию, — объявила Алеа.
Всем как будто стало легче, и Фейт запела у огня. Голос ее был звучен, а песни — одна красивее другой. Алеа забыла о своей тревоге, остальные тоже поддались очарованию. Только Галиад хранил невозмутимость. Он делал вид, что не слушает и занимается костром. После того как отзвучала вторая песня, он вообще удалился проверить окрестности.
Фейт пела весь вечер, а потом поведала им о своих странствиях. Алеа и Мьолльн заснули с легким сердцем, убаюканные голосом бардессы.
Галиад молча приготовил ложе для молодой женщины и учтиво сказал:
— Вы можете спать здесь, если захотите.
— Сперва воевали со мной, а теперь решили поухаживать? — насмешливо спросила Фейт.
— А вам этого так хочется? — в тон ей парировал магистраж.
Фейт вздохнула, пожав плечами, и отправилась спать, не удостоив Галиада даже взглядом. Тот со смехом удалился.
Глава 9
Переговоры
иаран не был обычным Великим Друидом. Внешне он ничем не отличался от собратьев — такой же лысый старик в белом плаще, — но некоторые считали его странным мечтателем, а другим он казался загадочным безумцем. Киаран стал Великим Друидом задолго до того, как Айлин возглавил Совет: по правде говоря, никто и не помнил, что побудило тогдашнего Архидруида оказать этому странному чудаку подобную честь.
А между тем причина существовала. Киаран вовсе не был ни чудаком, ни сумасшедшим. Великий Друид обладал редкостным и загадочным даром: с самого детства он каждую ночь попадал в Джар, мир вещих грез, и путешествовал там по океану знамений и символов. В Джаре Киаран видел смешение прошлого и будущего и просыпался, потрясенный и растерянный, — так что и правда походил на безумца. Впрочем, его самого это не слишком заботило. Настоящая жизнь Киарана проходила вдали от яви, в Джаре, и ему было безразлично, что думают о нем другие. Он замыкался в себе, пытаясь понять и разгадать знаки иного, нездешнего мира.