— В смерти нет ничего чудесного, отец! Я не хочу умирать!
— Чудо смерти, мой Тагор, состоит в том, что она неотделима от жизни. Иной жизни, кроме той, что предшествует смерти, не существует. Да, Тагор, Сид прекрасен. Но там нет ни времени, ни смерти, ни жизни. Гаэлия позволит тебе познать все это, только здесь ты научишься быть живым.
— Я чувствовал себя достаточно живым в Сиде! — запальчиво возразил Тагор.
— Потому что не знал, какова жизнь здесь, на Гаэлии. А теперь замолчи, сын мой, раскрой глаза, прислушайся и внимай миру, которого не понимаешь, и очень скоро жизнь убедит тебя в своей правоте, поверь мне.
Саркан встал и, не глядя на юношу, подошел к окну. Первые капли дождя упали на ночную землю.
Через полчаса бардесса и магистраж вошли в Галабан, ведя в поводу выбившихся из сил пони и лошадей. Оставшись наедине, они не произнесли ни единого слова и лишь изредка обменивались смущенными взглядами.
Вышагивая впереди в холодном вечернем воздухе, Галиад терзал себя упреками. Их глупая распря просто смешна, она портит настроение остальным, и магистраж, привыкший быть обходительным с дамами, ощущал неловкость. Ему никак не удавалось переломить себя. Фейт сильно задела его самолюбие в первые дни, когда скрытно следовала за ними, а он не почувствовал ее присутствия. Она не упускала ни единой возможности посмеяться над ним. Галиад признавал, что бардесса очень красива и все с ней прекрасно ладят, так что ему следует сделать над собой усилие и помириться с ней, тем более что Фелиму явно надоела их пикировка. Решив завязать дружескую беседу, магистраж улыбнулся Фейт и спросил:
— Где вы учились пению и игре на арфе? — Посмотреть на нее он не решался.
— На городской свалке! — отрезала певица.
С такой помиришься, раздраженно подумал про себя Галиад. Вряд ли у него получится подружиться с этой злюкой.
— Чем, безусловно, объясняется исходящий от вас запах! — с насмешливой улыбкой едко парировал он и, заметив кузницу, повернул направо.
Маленькое деревянное строение выходило на главную улицу селения. Большинство лавок было уже закрыто, кузнец тоже убирал инструменты, когда Галиад похлопал его по плечу:
— Простите, мастер, что беспокою вас в неурочное время, но мы очень спешим, а лошади наши нуждаются в новых подковах.
Кузнец хмуро взглянул на вооруженного рыцаря и тяжело вздохнул:
— Великая Мойра! Ну почему люди, подобные вам, вечно появляются именно в тот момент, когда я запираю кузницу?
Фейт выглянула из-за высокого плеча рыцаря и одарила ремесленника самой очаровательной из своих улыбок.
— Если хотите, — сказала она, смеясь, — я спою, чтобы вас подбодрить!
Кузнец буркнул что-то в бороду, вытер руки о кожаный фартук и знаком велел им поставить лошадей на конюшню.
В кузнице все говорило о рачительности и трудолюбии хозяина. Каждый инструмент висел на особом деревянном крюке, некоторые приспособления были явно собственноручной ковки. Рядом со входом, в желтом мерцающем свете фонаря, Галиад разглядел деревянный щиток со знаками, символизирующими принадлежность хозяина к гильдии кузнецов, а чуть ниже под стеклом стоял выкованный из железа великолепный крылатый конь — по всей вероятности, работа, снискавшая кузнецу звание мастера.
Хозяин знаком пригласил незнакомцев присесть на деревянную скамью.
— Сколько времени займет ваша работа? — спросил Галиад. — Мы могли бы пока…
— Я сделаю все очень быстро, — не дал ему договорить кузнец. — При всем уважении, сударь, думаю, будет разумнее, если вы останетесь здесь.
Галиад нахмурился:
— Почему вы так говорите?
— Ваши приметы красуются на городских стенах, вас ищут по приказу короля.
Бардесса с тревогой взглянула на Галиада. Они допустили ужасно глупую ошибку. Фелим предполагал, что их могут узнать, и Галиад не должен был уступать настояниям Алеи.
— Не тревожьтесь, — успокоил их кузнец, — у меня вам ничего не грозит. Короля нашего я считаю болваном и вовсе не собираюсь сдавать вас солдатам. Садитесь, прошу вас, я постараюсь все сделать как можно быстрее.