Алеа увидела, что тела сильванов цвета древесной коры начинают сливаться, превращаясь в гигантское единое целое, — совсем как лес, превратившийся несколько часов назад в чудесный сад. Потом вся эта огромность пришла в движение и потянулась вверх: вокруг Алеи выстраивалось гигантское дерево. Дерево из сильванов тянулось к небу, и Алеа становилась его сердцем.
Сайман заполнил все ее существо, и девочка не чувствовала страха.
Внезапно она окунулась в общую память сильванов.
Это было как сон, как мечта.
Ей показалось, что она утратила сознание и что ее душа блуждает по дорогам истории, по прошлому сильванов и по их будущему, среди тысяч легенд. И она поняла.
Сайман, Самильданах, сильваны, Дерево Жизни — все это было единым целым, сердцем земли, душой мира, соком жизни. Она увидела сильванов, и они были одно. Она поняла, что они и есть Дерево Жизни. Она увидела сильвана, рождающегося весной и умирающего зимой. Жизнь каждого сильвана длилась три времени года — и вечно возрождалась. Одна и та же жизнь, один и тот же сильван, одна и та же память — память мира. Память земли. Алеа постигла вечность листьев — венок из них подносят королям, жертвуя им год своей жизни. Она увидела Маольмордху в Зале Совета. И другого друида, Самаэля, — того, что исчез. Она поняла, что две эти темные силы объединятся против нее. Алеа видела все это и постигла смысл предания, что рассказывают люди. Это не предание, а просто-напросто жизнь. И в конце этой жизни, этой легенды Алеа наконец увидела себя. Она не сразу поняла, что видит себя матерью, с ребенком на руках, а мгновение спустя — старухой.
Внезапно она увидела, что вместе с ней умирает дерево, сильваны и друиды. Это было ужасное видение. Чудовищное. Все угасло, исчезло в одно мгновение. Ее накрыло небытие. Ничего не осталось. Даже стук сердца смолк.
Этого Алеа не смогла понять.
В то же мгновение она проснулась среди сильванов.
Ей показалось, что они спят.
Неужели она грезила?
Сильваны поднимались и один за другим исчезли в лесу. Алеа осталась наедине с Обероном.
Она была потрясена. Смущена. Растерянна. Одинока. Не в силах произнести ни слова, Алеа встала и подошла к сильвану.
— Я… ваша смерть? — спросила она.
— Кайлиана, ты сможешь дать нам жизнь, нам и еще множеству других вещей, если захочешь. Никогда этого не забывай и не умирай, пока не исполнишь все, что должна исполнить, — ответил сильван, погладив девочку по щеке. — Ты пообещала.
— Но… Мне неведомо, что я должна сделать. Как я узнаю? Кто поведет меня?
Сильван улыбнулся, но ничего не ответил. Он поцеловал ее и оставил одну на поляне. На границе света и тени Оберон в последний раз обернулся и, прежде чем исчезнуть, сказал:
— Теперь спи, а завтра сделай, что должно. Тебе предстоит исполнить три пророчества.
Глава 11 Алраган
Пятеро друзей проснулись в просторной хижине сильванов и ужасно удивились, обнаружив, что поляна исчезла.
— Ух ты… Это я грезил наяву — или вы тоже видели, что вчера тут было совсем по-другому? — озадаченно спросил Мьолльн, шагнув с последней ступеньки на траву.
Алеа, вернувшаяся в домик после прощания с сильванами, улыбнулась гному и нежно его успокоила:
— Да нет же, мой добрый Мьолльн! Ты не спал. Сильваны ушли, но мы по-прежнему в сердце Борселии.
Мьолльн потянул себя за бороду, удивленно вздернув брови:
— Ага… Но борода у меня как была белой, так белой и осталась!
Алеа взяла его под руку. На круглом валуне, вросшем в землю между тремя деревьями, сильваны оставили им немного фруктов, хлеб, молоко и мед. Путники уселись вокруг камня, потягиваясь и протирая глаза. Давно они так хорошо не спали!
— Ничегошеньки-то я не понимаю! — воскликнул гном. — А ты вот, похоже, совсем не удивилась. Да-а-а, ты начинаешь меня беспокоить, девочка! О-хо-хо… Но Дерево Жизни ты хоть видела?
— Я все вам потом расскажу, — пообещала Алеа, — а теперь давайте поедим.
Но они не успели отведать угощений сильванов: Галиад внезапно вскочил на ноги.
На другой стороне поляны появились четверо герилимов на огромных черных конях и медленно обнажили мечи. Темные глаза всадников были едва различимы под капюшонами тяжелых плащей, но сомнений не оставалось: все они смотрели на Алею.
— Боюсь, с завтраком придется повременить, — объявил Галиад, выхватывая меч из ножен.
А потом глухо и непреклонно отдал приказ:
— Алеа и вы, Фейт, спрячьтесь. Мьолльн, к оружию!
Ни та, ни другая не послушались магистража.
Четыре всадника подъехали к хижине. Галиад ринулся с мечом навстречу герилимам, чтобы не подпустить их ближе. Мьолльн последовал за ним, и оба издали боевой клич древних гномов:
— Алраган!
Фейт сняла с плеча лук и стрелы, а Фелим взял в ладони руку Алеи:
— Защищай свою жизнь, малышка, о нас не думай.
Посмотрев ей прямо в глаза, он прошептал:
— Важна лишь твоя жизнь, Алеа.
Мгновение спустя его тело обратилось в пламя, и Алеа в ужасе отшатнулась: однажды Фелим уже проделывал это — когда они сражались с горгунами.
Она подумала, что должна помочь друзьям, и опустилась на колени. Чтобы отыскать сайман, ей требовались соприкосновение с землей и спокойствие. Ах, если бы у Фелима было больше времени и он успел научить ее чему-нибудь еще!
Герилимы спешились, и трое из них скрестили мечи с Галиадом и Мьолльном. Самый высокий, Зультор, держался за их спинами. Гнома испугали маленькие голубые молнии, вспыхивавшие на клинках темных рыцарей, и он попятился.
Галиад напал первым: он колол и рубил сплеча, заставив герилимов отступить. Стрела, выпущенная Фейт, вонзилась в дерево, вокруг закипела сумятица боя. Лязг клинков смешивался с яростными криками сражающихся. Но Зультор ждал, застыв в неподвижности.
Фелим стремительно атаковал предводителя герилимов, но тот уклонился, обернувшись огромным языком огня.
«Каким могуществом наделил его Маольмордха!» — подумал друид, снова готовясь напасть. Он устремился к великану, тот опять увернулся. То же повторилось в третий раз. С каждым новым выпадом Зультор подбирался все ближе к Алее, стоявшей на коленях перед хижиной.
«Я должна отыскать сайман, — твердила себе девочка, сжимая кулаки. — Он здесь, в земле. Я — Кайлиана. Я — Дочь Земли».
Стоявшая рядом Фейт выстрелила из лука и на сей раз попала — ее стрела вонзилась прямо в сердце одному из врагов. Он упал, но двое других продолжали биться с Галиадом. Магистраж вкладывал в каждый из ударов всю свою силу. Он знал, сколь могущественно оружие герилимов, и понимал, что для победы придется сделать невозможное. Галиад сражался с двумя противниками, покуда Мьолльн не подоспел на помощь, добив раненого Фейт всадника. Гном едва доставал герилимов своим коротким мечом и очень скоро, несмотря на уроки Эрвана, пропустил жестокий удар и без чувств упал на землю.
Алеа ощутила дикую ярость и тут же упустила сайман. Вскочив на ноги, девочка схватила меч — Эрван ведь наставлял и ее — и с воплем бросилась на всадников. Галиад воспользовался мгновением передышки, удвоил усилия и заставил отступить одного из противников. Пылающая гневом Алеа сражалась с другим, походу дела вспоминая разные обманные движения. Ей нужно застигнуть врага врасплох. Побеждает тот, чья рука сильнее и гибче, Алеа. Нужно гнуться, но оставаться твердой. Лезвие меча скользнуло по черной кожаной перчатке герилима, и она резким движением выбила у него оружие.
Алее следовало добить врага, но она так удивилась, что промедлила, и герилим воспользовался ее ошибкой. Он отпрыгнул назад, подобрал воткнувшийся в землю меч и кинулся на девочку, выплеснув в крике свою ненависть. Алеа попыталась уклониться, но он ударил ее в бедро, и девочка, закричав от боли, свалилась на землю.
Чуть в стороне Фелим продолжал биться с Зультором. Его пламя то и дело ослепительно вспыхивало, выжигая все вокруг. Увлеченный битвой, друид не видел, что Алеа упала.