Выбрать главу

– Грустная у тебя история…

– Знаешь, я отправился в путешествие, и вершины Гор-Драка облегчили мою боль. Ахум. Ну а с тобой что приключилось?

– Да мне и рассказывать-то особенно не о чем. По правде говоря, мне кажется, будто я только что родилась.

Гном удивленно посмотрел на девочку, и она рассказала ему, как жила на улицах Саратеи, поведала о дочери кузнеца, о жирном мяснике и капитане местного гарнизона. Не утаила Алеа от Мьолльна странную историю о том, как нашла в ландах мертвое тело, – вы ее уже знаете, – и даже показала кольцо, сообщив, что идет в Провиденцию продать его.

По небу плыли тяжелые тучи, воздух потемнел, предвещая близкую грозу, но девочка и гном ничего этого не замечали. Алеа нашла в Мьолльне благодарного слушателя, она почувствовала к нему то доверие, которое когда-то испытывала к Амине. Они обрадовались, завидев наконец харчевню: оба ужасно проголодались и надеялись вкусно поесть и отдохнуть.

– Я слушаю, Хозяин.

– Я хочу, чтобы ты привел ко мне того, кого называют Илвайн.

Маольмордха не сходил со своего трона во дворце Шанха с того момента, как убил Альдеро. Вокруг царил холодный, смертельно опасный сумрак Злая воля хозяина этих мест отравила воздух зала. Справа от трона валялись два трупа: Маольмордха убил двух рабов просто так, ради забавы. От запаха крови и сырого камня подкатывала тошнота. К подножию трона была прикована цепями нагая девушка: она лежала на животе, окровавленная спина была располосована когтями, на шее и плечах виднелись следы чудовищных укусов. Несчастная глухо рыдала. Стены зала казались живыми: языки слизи стекали по ним на пол, как потоки лавы. Здесь витала душа Маольмордхи – холодная, как смерть, и такая же пустая, таинственная и ужасающая.

На коленях перед Маольмордхой, не смея поднять головы и взглянуть в лицо хозяину, стоял исполин в доспехах. Рыцарь предпочитал не рисковать: слишком многие умерли, посмев испытать терпение хозяина!

Айн'Зультор был Князем герилимов, Насылающим Тьму, достойным наследником древней династии похитителей душ: Маольмордха сделал его своей правой рукой, дабы обеспечить преданность и покорность всех герилимов, главных и самых сильных его союзников. Зультор был неправдоподобно огромен: его рост достигал двух метров, тело казалось высеченным из камня. Черные доспехи подчеркивали мертвенную бледность лица, из-под забрала шлема блестели темные угли глаз. Из-за них его и прозвали Айн'Зультор – Черные Глаза.

Но рядом с Маольмордхой гигант выглядел ничтожным червяком. Покорным слугой, трепещущим перед властью и силой Хозяина. За последние дни Маольмордха дважды продемонстрировал ему свое могущество, собрав ради своих целей маленькое войско горгунов. Горгуны были глупы, и Маольмордхе пришлось для острастки убить многих из них. Всполохи огня и молнии, слетавшие с его тела, надолго утвердили его власть и над горгунами, и над герилимами, которые от его имени управляли тупыми тварями.

Зультор не сразу решился заговорить. Чтобы даже ненароком не взглянуть на хозяина, он смотрел на маленькую светлую точку в углу одной из плит и представлял себе налитое кровью лицо с выступающими венами, в которых бурлило готовое взорваться в любой момент Зло. В пустых мутных глазах Маольмордхи плескалась жестокая колдовская сила.

– Как я узнаю его, Хозяин? – спросил Айн'Зультор, не поднимая глаз, и судорожно сжал позолоченную рукоять своего меча.

– Он – Самильданах. Сила выдаст его, и вы без труда узнаете, кто он, Князь герилимов. Не пытайтесь победить Самильданаха, просто приведите его ко мне. Доставьте сюда этого Илвайна. Если же выбора не останется, убейте этого человека и привезите мне его тело в саване, который я вам вручаю. Саван сохранит силу в его теле.

– Я исполню вашу волю, Хозяин.

– Тем лучше, Князь герилимов, тем лучше.

Зультор встал и покинул тронный зал, не оглядываясь. Сзади до него долетел предсмертный вопль молодой рабыни, которой перерезали горло.

Имала шла на юг и очень скоро попала в густой лес, где шелестели кронами дубы, сосны и березы, ее лапы утопали в высокой траве, она ступала осторожно и то и дело оглядывалась, проверяя, не бежит ли кто по ее следу в этом незнакомом месте. В лесу хорошо пахло – соком и смолой деревьев, влажной травой и землей. Слабый ветерок щекотал Имале морду, заставляя моргать, она купалась в волнах новых запахов, которые доносил до нее ветер. Лапы волчицы намокли от обильной прохладной росы. Ей было хорошо.

Имала ничего не ела со вчерашнего дня и надеялась найти пропитание в этом лесу. Боль утраты утихла. Она с ненавистью вспоминала Аэну, но в ее душе поселилось новое чувство – страсть к приключениям, жажда познать неизведанное. Облизнув клыки, Имала углубилась в чащу: она бежала, слушая пение птиц и уханье дневной совы.

Час спустя она наткнулась на заблудившегося кабанчика. Он хрюкал, зовя мать, но это не остановило волчицу: сейчас ею правил только голод. Она замерла, несколько мгновений наблюдала за добычей, потом прижалась к земле, вытянула хвост и голову, прижала уши и медленно поползла к упитанному поросенку. Неловкость и неопытность делали его легкой добычей.

Имале оставалось до жертвы всего несколько прыжков, и тут кабанчик внезапно насторожился – должно быть, почуял ее запах. Волчица, не теряя ни секунды, разинула пасть и кинулась на него. Поросенок пытался защититься маленькими клыками, но челюсти Ималы сомкнулись на его толстой шее. Детеныш упал, и Имала перегрызла ему горло, почувствовав на зубах восхитительный вкус теплой крови.

Дернувшись несколько раз, поросенок испустил дух, и волчица отволокла его в тень, к подножию старого дуба, чтобы насытиться вволю. Час спустя она уже спала – с полным брюхом и спокойной душой.

Проснувшись, она испытала ужас и удивление и мгновенно отпрыгнула назад, припала к земле и ощерилась: на земле перед ней сидел дыбун– так у волков зовутся люди и все, кто умеет стоять на двух ногах: дыбуны.

Этот подобрался к Имале, пока она спала, уселся рядом и просто смотрел. Волчица никогда еще не видела дыбунов так близко и страшно перепугалась. Но он как будто не желал ей зла, в его запахе не было ничего угрожающего, а медленные спокойные движения вовсе ее не пугали. Имала то и дело выглядывала из густой травы, наблюдая за чужаком: он не двигался и не отводил от нее взгляда. Волчица заметила, что он худой и высокий и совсем не похож на тех дыбунов, которых она мельком видела издалека. Больше всего Ималу поразил цвет его кожи, острые уши и тонкие черты. Любопытство взяло верх, и она решила остаться на месте, хотя инстинкт подталкивал ее к бегству.

В то же самое мгновение дыбун нежно произнес тихим мелодичным голосом:

–  Хат не фриан, Имала клот.

Волчица мгновенно успокоилась, а дыбун медленно поднялся с земли и бесшумно двинулся в глубь леса.

Волчица замерла, глядя, как он исчезает за деревьями. Солнечные лучи заливали деревья молочным светом, похожим на веселый дождик.

Имала подошла к тому месту, где сидел дыбун, и начала обнюхивать примятую траву, чтобы навсегда запомнить запах этого странного, но дружелюбного создания. Потом она повернулась и, помахивая хвостом, побежала по следу незнакомца.

Маленькая харчевня стояла у обочины дороги. Вокруг, на песках ландов, росли деревья, рядом располагались амбар, конюшня и маслодавильня. Ни один путник не мог пройти мимо харчевни, не заглянув, – никто не мог устоять перед соблазнительными запахами еды, доносившимися из открытого – наверняка нарочно! – окна кухни.

Приземистый каменный дом был крыт соломой. Алеа и Мьолльн вошли внутрь в тот самый момент, когда в воздухе раздались первые грозовые раскаты.

Большой зал ничем не напоминал чудесную харчевню «Гусь и Жаровня». Стены были грязными, мебель знавала лучшие времена. Тот, кто ее расставлял, явно не заботился о красоте. И все же тут хватало тепла, и путешественники могли отдохнуть и набраться сил перед дорогой. Конечно, тут не было и в помине чистенького уюта, присущего подобным заведениям Саратеи, люди вели себя запросто, ели шумно. Между столами без устали сновали две веселые подавальщицы, и Алеа подумала, что она ни за что не смогла бы работать с такой бешеной скоростью. Женщины разносили по залу тарелки, кружки, кувшины с пивом и вином, подносы с едой – предметы плясали в их руках, как дрессированные.