– Чтобы он был свободен, Эрнан. Свободен от Совета и остальных друидов, свободен от вас и от меня. Я хотел, чтобы он сопровождал девочку и помог исполниться предначертанию судьбы. Мне казалось, это так очевидно…
– Значит, вы не желаете смерти Фелима?
– Конечно нет, друг мой, конечно нет. Фелим – один из самых драгоценных моих друзей.
– Я не уверен, что все понимаю, Архидруид, я…
– А теперь оставь меня, Эрнан, вся эта суета меня утомила. Я должен отдохнуть, дорогой архивариус. Мы вернемся к разговору завтра.
Потрясенный Эрнан почтительно поклонился и отправился к себе. Как он жалел теперь, что так поздно понял побуждения Архидруида! Он всегда восхищался этим человеком и должен был сразу догадаться, что у него добрые намерения, а не сомневаться и не подозревать Айлина в старческом слабоумии. Эрнан был глубоко потрясен и долго не мог уснуть.
На следующий день Айлин умер.
Никто так и не узнал, оборвал ли его жизнь тайный недуг или же Архидруид сам решил пресечь свой земной путь. Рядом с телом нашли записку в несколько слов, где Айлин объявлял свою последнюю волю: Эрнан должен занять его место Архидруида, а Фингина следует сделать Великим Друидом и отдать ему место Эрнана в Совете. Заветы Айлина потрясли большинство Великих Друидов. Фингина совсем недавно посвятили, за всю историю Совета его членом никогда не становился столь молодой человек. Впрочем, волю Архидруида тоже никогда не нарушали.
В тот же вечер Фингин, Отелиан и Калан стали Великими Друидами, а Эрнана провозгласили Архидруидом.
Эрнан плакал на похоронах, но в глубине души он благодарил Мойру за то, что она повелела Архидруиду открыть ему душу перед смертью. Эрнан поклялся себе, что постарается стать таким же мужественным и добрым, каким оказался старый Айлин, хоть и не был уверен, что у него получится.
Как и каждый день, Эрван отрабатывал боевые приемы во дворе Сай-Мины вместе с другими учениками. Он изматывал себя упражнениями, словно хотел забыть – забыть Алею, забыть ту свежесть, которую она привнесла в его жизнь. Он тосковал по девочке – по ее взгляду, темным волосам, искреннему смеху. Нанося удар сопернику, он всякий раз воображал, что отдаляет от себя воспоминания об Алее. Но ее образ упрямо возвращался.
Эрван говорил себе, что должен был сопровождать Алею или помешать ей уйти. Он каждое мгновение думал о том, где она может быть. Он мучился, не зная, как поступят Фелим и Галиад, его отец, если отыщут девочку: принудят вернуться? Станут защищать? Он злился, потому что не мог заставить себя думать о другом. Он, всегда умевший собраться, подготовиться к бою и с полным вниманием слушать своих учителей, был теперь поглощен мыслями об Алее.
Горечь разлуки с ней была так сильна, что Эрван даже пропустил несколько чувствительных ударов, которые при иных обстоятельствах с легкостью мог отразить. Противники только диву давались.
В самый разгар учебной схватки, когда Эрван был готов все бросить и укрыться в тишине своей комнаты, за ним пришел Фингин. Молодой человек, неожиданно и преждевременно возведенный в ранг Великого Друида, был лучшим другом Эрвана. Один из них готовился стать друидом, другому была уготована судьба магистража. Они росли и учились вместе и не раз делили друг с другом радости и печали юности.
Эрван был счастлив снова увидеть Фингина. Они теперь встречались редко: накануне Эрвана не допустили на церемонию возведения друга в сан Великого Друида, как недавно его лишили возможности присутствовать на посвящении.
Фингин наверняка сумеет его понять. После отъезда отца он никому не мог довериться, и ничто не обрадовало бы его сильнее неожиданного появления друга.
– Эрван, я пришел просить тебя стать моим магистражем! – без долгих предисловий сказал Фингин.
Сын Галиада только что рот не разинул от изумления. Ничего подобного он не ждал. Поглощенный собственными переживаниями, он даже не подумал, что Фингин, став Великим Друидом, должен будет взять себе магистража.
Эрван выронил меч. Радость переполняла его душу. Он бы никогда не поверил, что случай представится так скоро, а уж о том, что любимый друг сделает ему такое предложение, он и мечтать не мог. С самых юных лет у него была единственная цель – стать магистражем, и теперь судьба вознаграждала его за долгие годы упорного труда и стараний. Он каждый день просыпался и засыпал с надеждой, что его призвание когда-нибудь осуществится, но и помыслить не смел о том, чтобы стать магистражем Фингина! Что может быть прекраснее!
– Друг мой, я… я не знаю, что и сказать, – пробормотал Эрван, зажав руку Фингина в широких ладонях. – Это такая честь…
– Просто скажи «да», дурачина! – хмыкнул друид, обнимая ученика за плечи. – И пойдем выпьем по стаканчику по этому славному поводу.
Оба рассмеялись, но Фингин видел, что Эрвана что-то смущает.
– Что с тобой?
– Как бы я хотел, чтобы отец был здесь! Я не могу принять посвящение в его отсутствие.
Фингин остановился как вкопанный:
– Твой отец? Так ты ничего не знаешь?
– В чем дело? – забеспокоился Эрван.
– Великая Мойра! Тогда, значит, тебе и не положено ничего знать. Я нарушил повеление Совета и совершил первую ошибку – проговорился. Но я должен был предупредить тебя, Эрван, ведь ты мой друг… Идя сюда, я надеялся обрадовать тебя и не подумал, что ты ничего не знаешь о судьбе отца…
– Но откуда мне знать? – нетерпеливо спросил Эрван, с тревогой поглядывая на Фингина. – Что с моим отцом?
– Ничего, просто он больше не магистраж, потому что Фелим, его господин, изгнан.
– Изгнан? Ты шутишь? Фелим безупречен!
– Тссс! Умоляю тебя, говори тише, не забывай, я не имел права ничего тебе сообщить! Хочешь, чтобы и меня изгнали?
– Но это невозможно! – возмутился Эрван, чувствуя, как его душой овладевает ужас. – Что же с ними будет?
– Фелима подвергнут суду, а твоему отцу придется подумать об иной судьбе. Думаю, ни один друид не захочет взять его к себе магистражем. Шехан, Тиернан и Аэнгус вместе со своими магистражами отправились на поиски Фелима. Они должны привезти обратно и сбежавшую девочку, чтобы подвергнуть ее испытанию манитом Габхи. Совет хочет проверить, не Самильданах ли она… Ну вот, я снова открываю тебе лишнее, Эрван. Эта история очень непроста, я и сам потрясен происходящим. Я сделал все, чтобы Фелима не осудили, но моего голоса оказалось недостаточно. Во имя Мойры, забудь все это, я уверен, что твой отец справится. Он ведь был одним из лучших.
– Он и теперь – лучший! – вскинулся Эрван.
– Ну же, друг мой, прими мое предложение – ничто не доставило бы твоему отцу большей радости. Если Фелим ни в чем не виноват, мы вместе постараемся его отстоять.
– Это невозможно, Фингин, твое предложение делает мне честь, я этого никогда не забуду, но я должен… предупредить отца, – закончил Эрван, думая об Алее.
– Предупредить? Да ты обезумел! Хочешь восстановить против себя Совет?!
– Фингин, я не могу позволить, чтобы трое друидов схватили Фелима и моего отца, не дав им шанса доказать свою невиновность. Я должен их предупредить, чтобы у них было время подготовиться. Если ты друг мне, позволь уехать, не предавай меня, а если в мое отсутствие захочешь взять другого магистража, я не обижусь. Пойму, что ты не мог ждать. Прощай, Фингин.
Эрван поклонился другу и побежал к себе. Он хотел бы остаться с Фингином, но его гнала прочь мысль о том, что Алеа и Галиад в опасности.
Эрван быстро собрался, решив ничего не говорить своему боевому наставнику – тот наверняка помешал бы ему уйти, – и, дождавшись темноты, начал спускаться по лестнице, ведущей к морю.
Выйдя на берег, он принялся отвязывать лодку, и в это мгновение ему на плечо легла чья-то рука. Эрван так испугался, что едва не свалился в воду. Обернувшись, он узнал Фингина, облаченного в белый плащ.
– Прежде чем уйти, Эрван, дай согласие стать моим магистражем.
Юноша тяжело вздохнул:
– Почему ты упорствуешь?