— С радости сыт не будешь.
— Оно вроде и так, — проговорил Кондрат, — и не так. Ежели радость есть, и голодной утробе легче.
— Совсем мозги набекрень. В том же и радость, чтоб живот набить.
— То птичья радость, — отозвался Кондрат. — Что-то и для души требуется.
— То-то вижу: носит тебя, как неприкаянного, а не пойму, с чего бы это? — усмехнулся Афанасий. — Выходит, радость шукаешь?
— А что? — Кондрат был невозмутим, на ходу свертывая «козью ножку». — Вот сушу песок, чтоб в комья не сбивался и в трубе паровозной песочницы не застревал. А той песок механик при надобности под колеса сыпанет. Глядишь, от аварии уберегся. — Прикурил, щелчком отбросил потушенную спичку. — Все больше радости, чем кирпич караулить.
— Весь корень в том, как разуметь ту радость, — упрямо не соглашался Афанасий. — За твою разве что ломаный пятак можно дать.
Кондрат возмутился.
— А твоя мне и задаром не нужна! Вон как согнула — света божьего не видишь. Все тянешь, тащишь... Добытчик ты, Афонька. Шкура. Пролетарьяту позорное пятно.
Афанасий остановился, угрожающе проговорил;
— Катись ты знаешь куда? Пока цел...
35
Это налетело внезапно, как ураган, нежданно-негаданно. Вчера деятельность Тимофея проверяла специальная комиссия. На тот случай в кладовой оказался запертым Емельян Косов. Инструктор окружкома Заболотный, возглавивший комиссию, велел немедленно его выпустить, предварительно выслушав жалобы. Опросили очевидцев ареста. Вызвали Кондрата Юдина... Беседовали больше с теми, от кого не ждать было Тимофею доброго слова.
И вот сидит Изот на оперативном совещании у Громова, созванном перед заседанием бюро, которое должно решать судьбу Тимофея.
— На сходке крестьян Крутого Яра, — докладывает заворг райпарткома, участвовавший в проверке, — Пыжов игнорировал организационную, разъяснительную работу при создании колхоза, угрожал единоличнику Кондрату Юдину наганом, чем злостно нарушил принцип добровольности. Пыжов обобществил мелкий домашний скот и птицу, допустив на практике типичный левацкий загиб.
Изот поглядывал на Заболотного, важно и многозначительно кивавшего после каждой фразы докладчика, на членов бюро, которые внимательно слушали заворга, на Громова, окутавшегося клубами табачного дыма — какого-то непривычно натянутого, словно окаменевшего в своей суровости.
— Пыжов, — продолжал заворг, — открыл в колхоз дорогу чуждым элементам, пригрел явного врага Маркела Сбежнева, который вел подрывную деятельность против Советской власти и соцстроительства в деревне, сознался и осужден на десять лет. Налицо, товарищи, тенденция на врастание кулака в социализм — правый уклон в действии.
Заболотный удовлетворенно кивнул, безмолвно поддерживая и одобряя выводы докладчика. Это он настоял провести оперативку. Ему надо было заручиться поддержкой, чтобы не допустить разногласий на заседании бюро. Далеко идущие планы Заболотный держал при себе.
Изот наблюдал, слушал, хмурился. Вообще-то он успел хорошо, со всеми подробностями, узнать о тех событиях, которые произошли без него. Не только от Тимофея — от людей узнал. Все выглядело совсем иначе, чем это сформулировано в докладе комиссии. И он забеспокоился, предчувствуя недоброе. Ведь если и дальше так пойдет, недолго Тимофею и партбилета лишиться.
— Наконец, был факт самоуправства, нарушения законности, — вел заворг. — Пыжов самовольно арестовал единоличника Емельяна Косова...
— Лишенец он, — возразил Изот. — Раскулаченный.
— Этим самым, — не обращая внимания на реплику Изота, говорил докладчик, — Пыжов возрождает анархизм, терроризирует крестьянские массы.
Изот заерзал на стуле, снова не выдержал:
— Зачем же так? Я сам был там, когда брали Косова. Арестовать его разрешил председатель сельсовета. Говорил же вам Верзилов, что давал такое разрешение.
Заболотный, довольный, что так быстро дались ему в руки нужные факты, что, пожалуй, одним из первых сможет откликнуться на важнейший партийный документ и тем самым обратит на себя внимание начальства, услышав Изота, поморщился, укоризненно заговорил:
— Замарать себя в таком грязном деле... И кто же это? Секретарь партийной ячейки! Прискорбно. Очень прискорбно. Я думаю — этот факт тоже следует отметить. Сразу же после статьи, после постановления секретарь партячейки позволяет себе...
— А вы знаете, что Косов исчез? — спросил Изот. — Только оказался на свободе, и — дай бог ноги.