Выбрать главу

Разные мысли роились у Тимофея в голове. Во время поездки чего только не передумаешь...

Их путь пересек ястреб, проплыл над степью, величественно и грозно взирая окрест со своего высока. В отдалении кружило еще несколько этих мрачных птиц. Угрюмые, молчаливые, они были жестоки и беспощадны, вероятно, от сознания собственной силы и безнаказанности. В этом небе они хозяева. Здесь вершится их закон и суд, ввергающий в трепет все пернатое царство.

Тимофей проводил глазами хищную тень, вспомнил Сережку, который» чуть ли не плача, рассказывал ему о гибели белого голубя.

«Сережка, — тепло улыбнулся Тимофей, — вырос ты, сын. Вот что главное. А голубь... Жалко, конечно. Но так уж, видно, в природе ведется: цыпленок склевывает червяка, а коршун рвет цыпленка. Только человек может и должен разумно управлять инстинктами».

Тимофей задумался о сыне. Но это не мешало ему работать. Семафор, выдвинутый далеко вперед от Плескуновой будки, скрытой за крутым поворотом, показывал, что путь свободен.

— Семафор открыт! — громко сказал Тимофей.

— Открыт, — эхом отозвался Максимыч.

Таков закон на транспорте — для обеспечения безопасности движения повторять сигналы за тем, кто увидел их первым.

Поезд легко вписался в кривую. Вот и будка. Андрей кинулся к окну, крикнул:

— Привет, Любаша!

Будочник свирепо погрозил ему флажком. Максимыч сипло засмеялся. Обескураженный Андрей почесал затылок, надвинув промасленную кепку на глаза, и тоже рассмеялся.

— Влип, колосник ему в бок, — проговорил, давясь смехом.

Тимофей не понял, что произошло. Но, увидев веселые лица своих товарищей, улыбнулся и тут же озабоченно сказал:

— Пошуруй, Андрюша, пикой.

Поезд приближался к Крутому Яру. Тимофей взглянул в окно. Отыскал крышу верзиловской хаты, где живет вот уже тринадцать лет, дернул за привод гудка.

— Родина, — не то утверждая, не то спрашивая, проговорил Максимыч.

Сам он поселковый житель, из Алеевки. И так же, как Тимофей, ездит заступать на смену рабочим поездом. Правда, это не совсем удобно. Но что поделаешь? Вся тяга перебазировалась в Ясногоровку, которая стала крупнейшим железнодорожным узлом.

А поезд загрохотал на входных стрелках. Замелькали огромные осокоры, а в их тени двухэтажные «казенные» дома, выстроившиеся вдоль железнодорожного полотна. Позади остались станция, пакгауз, выходной семафор, бывшая усадьба Милашина, где теперь разместился совхоз... И снова — простор осенней донецкой степи. Курганы. Глубокие балки. Скирды соломы. Желтые пажити, уж кое-где прорезанные черными полосами пахоты.

Пажити... Вспомнился разговор с Игнатом Шеховцовым, принявшим артель от Изота, ушедшего в политотдел машинно-тракторной станции. Игнат почернел, осунулся. Махнул рукой, когда Тимофей поинтересовался, как идут дела.

«Отхлестали в райкоме, — сказал, нервно поеживаясь. — Уходят из колхоза. А что я могу сделать? Силой не удержу!»

Конечно, Крутой Яр — не глубинка сельскохозяйственная, где можно лишь возле земли прокормиться. Здесь, кто побойчей и помоложе, имеют возможность на транспорт устроиться, на кирпичный завод, на шахты... Тимофей предвидел, что так может произойти, если не поддержать людей материально. А Игнат говорил, будто и урожай неплохой собрали...

Поезд бежал, пересчитывал стыки рельсов, все дальше и дальше. Последнее время спокойнее стало в поездках. По всей дороге проведены большие путейские работы. Обычные рельсы, безотказно служившие «эховским» паровозам, «щукам» и «овечкам», заменены более надежными — утяжеленного типа, укреплена путевая подушка, рядом с доживающими свой век семафорами устанавливаются светофоры. Вместо ручных стрелочных переводов действуют автоматические. Эксплуатационники получают автоблокировку. Тяга — с дня на день ждет новый мощный паровоз. Правда, станции по-прежнему забиты грузами, успевай только вывозить. Тимофей не ропщет, что уже забыл, когда нормально отдыхал. Всем паровозникам сейчас не сладко. Только вернется из поездки, а вызывалыцик уже стучит в окно: «На восемнадцать ноль-ноль депо «Запад».

Хорошо, что хоть с обезличкой наконец покончили. А то ведь отправляешься в путь и не знаешь, вернешься ли. Всучили им как-то паровоз, выпихнули из депо, не дав как следует осмотреть машину, устранить дефекты. Как же — спешка, борьба за увеличение оборота подвижного состава. А в пути едва дышла не потеряли. Вовремя Тимофей обратил внимание на какой-то посторонний металлический лязг. Пришлось останавливаться. Задержали движение по всей дороге...