А Громов перевел на другое:
— Что там у вас приключилось? Говорят, покойников крадут?
Игнат усмехнулся.
— Информирован не совсем правильно. Кондрат Юдин забрал тещу из мертвецкой по всем законам. Потом уже началось это самое. Дома люди ожидают, старушки поприходили проводить покойницу, попа привезли. А Кондрат с дружками доставил ее, рабу божью, прямым ходом на кладбище, свою панихиду над ней справил да и прикопал.
— Свою, говоришь, панихиду? — засмеялся Громов.
— Ну да. Представляешь, какая это была панихида, ежели с утра глаза залил.
— По пьянке, значит?..
Игнат внезапно расхохотался.
— Ты что? — недоумевающе глянул на него Громов.
— Самое... самое, — давился смехом Игнат, — потом случилось. Жинка его того... выпорола.
— Да ну?
— С пьяного стащила портки и по всем правилам... А тот вытаращил спросонок балахманные глаза и... и спрашивает: «Неу-уж-то врангелевцы возвернулись?»
— Ай! Ай! — вскрикивал Громов. — Ну, умора.
Кланя, ничего не понимая, прислушивалась к хохоту, доносившемуся из кабинета секретаря, и невольно улыбалась.
А Игнат тем временем продолжал?
— Неделю в огородах прятался.
— От «врангелевцев»? — стонал Громов, вытирая проступившие слезы.
— От Ульяны.
Громов увидел заглянувшую Кланю.
— Что там?
— Можно ехать, Артем Иванович.
— Добре, — Громов поднялся. Недовольно сказал Игнату: — Вечно у вас в Гагаевке черт-те что творится, — И охваченный уже новыми заботами, заторопился: — Пошли, пошли.
В приемной Громов задержался, обратился к Клане:
— Чуть не забыл. Придется сегодня вечером поработать. Так ты уж...
— Хорошо, Артем Иванович, — кивнула Кланя, стараясь не выдавать своей радости. Лицо ее зарделось, глаза повеселели. Ведь это еще несколько часов ей представляется возможность побыть возле него!
11
Дрезину пустили в «окно» между товарными поездами. Она фыркнула мотором и легко побежала по накатанной блестящей колее, сверкая свежей краской и мытыми стеклами.
— Отличный экипаж, — сказал Громов, усаживаясь на полумягкое сидение.
— Ничего особенного, — отозвался моторист — франтоватый паренек, выставивший белый воротничок поверх ворота отутюженного синего комбинезона. На груди у него позванивали начищенные до блеска значки ГТО, ГСО, а также Осоавиахима и ворошиловского стрелка.
Станция с ее разветвленной сетью путей, стрелками, крестовинами, контрольными столбиками, со светофорами и водоразборными кранами, вытянувшими свои хоботы, осталась позади.
— С ветерком? — на мгновение обернулся к Громову моторист.
— Давай!
Моторист добавил газа. Дрезина взвизгнула электросиреной и вырвалась на простор. Глядя на убегающие назад хаты Крутого Яра, Громов раздумчиво заговорил:
— Быстрая езда... К ней стремится человечество на протяжении всей своей жизни, создавая все новые, более совершенные средства сообщения, перевозки грузов.
— В небо забрались! — подхватил моторист. — Сто пятьдесят — двести километров в час. Вот это скорость!
— Не то еще будет. Двадцатый век нетерпелив.
Дрезина резко затормозила.
— Не дают разогнаться, — сердито сказал моторист.
Они еле тащились на самом, как говорится, хвосте товарного поезда, догнав его в пути.
— Пойду в летчики, — продолжал парнишка. — Путиловский аэроклуб набирает желающих. То ли дело — жми на железку, сколько твоей душе хочется.
— Не побоишься?
Парнишка, лишь зазвенев своими регалиями, остановил дрезину против четвертого блокпоста. Поезд ушел в товарный парк, а им сделали стрелку в недавно отстроенное депо «Запад».
— Люблю смелых людей, — сказал Громов, когда дрезина тронулась. — Давай знакомиться.
— Вас-то я знаю. А меня Анатолием звать.
— Анатолий так Анатолий. Желаю тебе, Толик, покорить воздушный океан...
Дорохов уже ждал Громова. Случилось так, что встречать секретаря райкома пришли начальник депо Ян Казимирович Кончаловский, секретарь деповской парторганизации Чухно, председатель профкома, политотдельцы. Артем невольно приосанился.
— Собрал свиту, — пожимая Дорохову руку, укоризненно, но так, чтобы никто не слышал, сказал ему. Затем поздоровался с остальными. — Ну, где эти красавцы? Показывайте.
Дорохов кивнул Кончаловскому. Ян Казимирович выкатился вперед. Он был небольшим, кругленьким, с брюшком, еле вмещающимся под форменным кителем. Вытирая большим носовым платком лысину под приподнятой фуражкой, Ян Казимирович пригласил: