— Пожалуйте.
Громов двинулся за ним. Следом потянулись сопровождающие. И это тоже приятно защекотало самолюбие Громова. Его догнал Дорохов, задержавшийся у дрезины, пошел рядом.
— Новости есть хорошие, Артем. Думаем взорвать к чертовой матери существующие на транспорте порядки.
— Ого! — брови Громова изломались, поползли круто вверх. — Замахнулись, прямо скажем... Кто же это вас надоумил?
— Наш общий знакомый, Тимофей Пыжов.
— Тимофей?! — Громов помолчал, качнул головой. — Все такой же. По «почерку» можно узнать. — И строже добавил: — Смотри, не влипни в историю с этим фантазером.
Он пошел дальше, вслед за терпеливо ожидавшим его Яном Казимировичем. Начальник депо еще до революции получил инженерное образование. Дело свое знал превосходно. Инструкции, приказы выполнял неукоснительно. Его ценили. С его мнением считались, хотя за глаза и посмеивались, называя величайшим педантом.
— Пыжову увлечься — раз плюнуть, — возобновляя прерванный разговор, обратился Громов к Дорохову. — Как бы этот шум боком не вышел.
— Я все прикинул, проверил. Теперь вот с Яном Казимировичем еще надо посоветоваться.
Кончаловский вопросительно взглянул на Дорохова.
— Что же предлагает Пыжов? — спросил Громов.
Дорохов не успел ответить. В деповском дворе, куда они вошли, стоял под парами новый локомотив.
— Ух, какая громадина! — восхищенно воскликнул Громов.
Паровоз действительно поражал своими размерами, формами. Даже по внешнему виду он выгодно отличался от отживающих свой век собратьев. Удлиненный котел, низкая труба и выполненная в удачных пропорциях паровозная будка как бы подчеркивали мощь и стремительность этого гиганта.
Объяснения давал Ян Казимирович.
— Новый локомотив и по габаритам, и по весу, и по мощности намного превышает паровозы серии «Эх», «Эу», «Эр». В нем заключено две тысячи лошадиных сил. Нагрузка на ось — двадцать тонн. Запроектированная скорость с расчетным весом в две тысячи пятьдесят тонн составляет двадцать три километра в час.
— А у «эховских» — пятнадцать километров, — вставил Дорохов. — Разница!
Они обошли вокруг паровоза, любуясь им, словно живым существом. Задержались возле кочегара, вытиравшего ветошью задний брус.
— Начищаем? — лыбнулся Громов.
Кочегар покосился на него, проворчал:
— Как же, начистишь... черта такого.
— Вот и угоди, — посмеиваясь, проговорил Дорохов.
— Так ведь попробуй его обработать! Минуты свободной не выкроишь, — заметил кочегар.
— Почти на десять метров длиннее «эховского», — объяснил Громову Ян Казимирович. — Естественно, больше времени требуется на уход.
— А количество людей в бригаде не увеличили?
— Нет.
Вмешался Дорохов:
— Четвертого человека разрешается посылать лишь в том случае, если выходит из строя стоккер. — И уловив на себе вопросительный взгляд Громова, добавил: — Стоккер — специальное устройство, автоматически подающее уголь в топку.
— Да-да, — не торопясь, начал объяснять Ян Казимирович. — Площадь топки здесь такова, что один помощник физически не в состоянии поддерживать необходимое давление в котле. Стоккер подает уголь на «стол», к нему подведены сопла, и топливо разбрасывается по всей площади топки сжатым паром.
— Интересная новинка, — отметил Громов.
— Значительно облегчает труд помощника машиниста, — сказал Ян Казимирович и пригласил Громова подняться в паровозную будку.
Здесь тоже все было красиво, монументально, сияло начищенной медью и бронзой.
Когда, распрощавшись с бригадой, шли к конторе, в Громове шевельнулось чувство, схожее с завистью.
— Как же это понимать, товарищ Кончаловский? Гришинцам дали новые паровозы, а нам — нет? — Он пришел к мысли, что их обошли, обидели и что повинно в этом руководство депо. — Что, неважно зарекомендовали себя?
— Ему лучше знать, — кивнул Ян Казимирович на Дорохова.
— Так как же, Клим? — повернулся к нему Громов.
— Очевидно, всему свой черед, — ответил Дорохов. — «ФД» только начали появляться. Использовать их целесообразнее на больших перегонах. А мы в основном работаем на коротких плечах. Вот Энкапээс и распределяет, исходя из этого.
«Свиты» уже не было. Они втроем пересекли деповский двор, цех подъемки и вошли в кабинет Кончаловского. Следом за ними пришел секретарь парторганизации, бывший помощник машиниста Илларион Чухно, скромно уселся в сторонке. Ян Казимирович, сняв фуражку, вытер лысину, обрамленную сединой, и, расстегнув тугой ворот кителя, облегченно вздохнул. Громов, едва усевшись, закурил, а Дорохов продолжил свою мысль: