Видно, к тому идет. Вот и Дорохов солидарен с Тимофеем, поддерживает его.
Громов кинул быстрый взгляд на начальника депо.
— А как же с инициативой масс? Вы что же, товарищ Кончаловский, вовсе отвергаете поиск?
— Да нет, Артем, — загудел Дорохов. — То уже лишнее ты говоришь. Як Казимирович и изобретателям дает простор, и соревнование у него в депо вовсю развернуто. Новое он поддерживает.
— В разумных рамках, — уточнил Ян Казимирович.
Громов развел руками.
— И тут рамки, границы... Куда ни кинь — редел. А нам не сковывать инициативу надо, не вгонять в какие-то рамки, а направлять в нужное русло.
— Не знаю, не знаю, — сказал Ян Казимирович. — Тут уж сами разбирайтесь, как и куда ее направлять. А я по долгу службы обязан наказывать машиниста, если его инициатива приведет к нарушению правил технической эксплуатации. Так же, как не могу заставить его делать то, что не предусмотрено этими правилами. Каждый технически грамотный и дисциплинированный командир производства скажет, что я прав, — уверенно проговорил он. И, помолчав, добавил: — Нельзя же, нельзя, товарищи, так подрывать основу основ нашего большого железнодорожного хозяйства! Тем более вам!..
— Я, как секретарь парторганизации, полностью поддерживаю Яна Казимировича, — вставил Чухно. — Дисциплина для всех обязательна.
Громов не предполагал, что встретит такое сопротивление.
— Жаль, что не пришли к единому мнению, — прощаясь, сказал он.
Поднялся и Дорохов — большой, грузный, загремел отодвигаемым
стулом.
— Надеюсь, — посмотрел на Чухно, на Кончаловского, — вы еще вернетесь к нашему разговору. Может быть, появятся какие предложения, мысли, так вы прямым сообщением ко мне.
— А кто из нас прав, — рассудит жизнь, — сказал Громов. — Мне кажется... я даже уверен, если будете придерживаться своих нынешних взглядов — рассудит не в вашу пользу.
12
Кланя успела собрать нужные для доклада сводки, выкроила время, чтобы сбегать домой перекусить и предупредить мать, что задержится на работе дольше обычного.
Старушка покачала головой.
— Все работа, работа... Время пару искать. Подружки давно замуж повыскакивали.
Что могла ответить Кланя? Двадцать пять лет — не так уж много. Но и не мало. Могла бы уже обзавестись семьей. Приглядывались ребята, пытались ухаживать, да не любы все. А тот, кто сердцу мил, кто поразил ее воображение, ничего не видит, ничего не знает...
Как на свиданье, наряжалась Кланя. И была уверена, что это ни к чему, а все же надела свое лучшее платье, фильдеперсовые чулки, туфли на высоком каблуке. Посмотрела в зеркало.
— Дуреха, — сказала своему отражению и заторопилась в райком.
Громова еще не было. Кланя установила пишущую машинку на приставной столик в кабинете секретаря, где обычно печатала срочные материалы. Положила рядом стопку чистой бумаги, резинку, включила настольную лампу. Да, именно такой мягкий рассеянный свет нравится Громову. Ему тогда лучше думается.
Она была права: Громов, как всегда, не удостоил ее вниманием. Не заметил и промелькнувшую в ее глазах радость, когда он появился в кабинете.
— Давно ждешь? — спросил на ходу. — Понимаешь, задержался. Ну, да ты извини.
— Ничего, Артем Иванович, — сдержанно ответила Кланя, усаживаясь на свое место.
— Вот и вижу — сердишься, — не унимался Громов. — Небось женихи ждут, а тут этот доклад, будь он неладен. Верно?
— Женихи не про меня, — сказала Кланя.
— Напрасно. Очень даже напрасно. Видно, и я виноват — не даю разгуляться. Но обещаю: женим. Непременно женим!
Кланя усмехнулась:
— Так ведь это мужчины женятся. Женщины замуж выходят.
— Отдадим, — с готовностью согласился Громов. — Как скажешь, так и выдадим.
Он рылся в бумагах на своем столе, совершенно далекий от того разговора, какой вел со своей секретаршей.
— Кончаловский... Кончаловский Ян Казимирович. Обрусевший поляк, — рассуждал вслух. — Трус или наоборот?..
Кланя терпеливо ждала.
— Представляешь, — обратился к ней Громов, — впервые со мной такое. Не могу определить, что у человека на уме. Ну, да ладно, разберемся. — И перешел на другое: — Спрашивали меня?