К хору присоединились прихожане, закланялись, истово закрестились.
Наконец-то покинул свое убежище Илларион Чухно. Его с трудом узнавали односельчане — оброс усами, бородой, из-под которых проглядывала землистая бледность лица. Глаза ввалились, запали.
— Отсиделся-таки, — говорила Мотька. — Завшивел весь... Чи в богослужители метит? Вон гриву какую отрастил.
А Илларион был рад и счастлив, что остался жив, что минула для него лихая година. Прокатился огненный вал и в одну и в другую стороны, не коснувшись его, не опалив. Это главное. И теперь он может не бояться — уходит война на запад, откуда пришла. И обошлось без него, Иллариона Чухно...
Только прошиб Илларион. Вызвали его, как многих других мужчин и подросших за время оккупации ребят, в полевой военкомат.
Левая рука капитана, срезанная осколком мины, осталась в плавнях Днестра. Пустой рукав гимнастерки прижат к боку ремнем. Немецкий «вальтер» сдвинут вперед — так капитану удобнее им пользоваться. Несмотря на увечье, военком выглядел молодцевато — широкий в плечах, высокий, подтянутый. У него колючие, отдающие лихорадочным блеском глаза. Он медленно шел вдоль нестройной шеренги мобилизованных, остановился перед Зосимом.
— Фамилия?
— Сбежнев, — вытянулся Зосим.
— Год рождения?
— Двадцать пятый.
Прикинув, что в начале войны этому парнишке было всего шестнадцать лет, военком проронил:
— Выбухал... По виду давно надо бы в армию.
— На немецких харчах разъелся, — ядовито вставил Илларион Чухно.
Капитан окинул Зосима недобрым взглядом.
— Фашистам служил?
Зосим растерялся. Ему пришел на выручку Ленька Глазунов.
— Не служил он фашистам, товарищ капитан. Отец его подпольщикам помогал, даром что старостой был. А мы сведения собирали...
— Могу подтвердить, — вмешался Анатолий Полянский.
Военком задержался возле него.
— А ты что делал при немцах? Небось тоже партизанил? — спросил не без иронии. — Почему не в армии?
Анатолий выставил руку с оторванным пальцем.
— Из-за этого не взяли, — сердито сказал. — Вот такой и отказал... Остался необученный.
— Ничего, передовая научит.
— И то правда, — мрачно согласился Анатолий. — Мне в Германию надо...
Этот ершистый малый, дерзко уставившийся в его глаза, вызвал у военкома симпатию. И капитан подмигнул ему.
— Как раз туда путь держим, парень. В Германию...
— А меня, товарищ военком, ошибочно вызвали, — заговорил Илларион Чухно. — У меня броня.
— Какая еще броня?.. Отменяю.
— Хворый я, — испугавшись, стал доказывать Илларион. — Меня эвакуировали...
— Почему же здесь остался? Что делал?!
— Я — на меня... — запинаясь проговорил Илларион, — никто пальцем не укажет, как на некоторых.
— В погребе сидел, — презрительно уточнил Ленька Глазунов. — От войны прятался.
Военком резко обернулся к Иллариону.
— Шкуру спасал? Значит, пусть кто-то гибнет, отвоевывая тебе свободу, а ты — к бабе под подол?
— Хворый я, — упрямо повторил Илларион.
— Верно, бледноват, — отозвался военком. — Но это не беда. Руки, ноги есть, глаза видят — порядок. Когда ни днем, ни ночью не будет над головой крыши, быстренько задубеешь. — И сурово добавил: — Не вздумай в бега удариться, дядя. Под трибунал угодишь...
Их отправили в тот же день. Они уехали, чтобы своей жизнью и смертью приблизить Победу. Не было торжественных проводов, оркестра, речей. Скорбно стояли у вагонов матери, жены, сестры. В их глазах — тревога и надежда. Из раструба громкоговорителя рвалась на простор многоголосая, зовущая к ратным подвигам песня:
Еще на Ворошиловградщине повеяло на Тимофея родным донецким духом. А поезд все глубже втягивался в центральный Донбасс. Уже со всех сторон и в отдалении маячили задумчивые потухшие терриконы и подступали вплотную к самому железнодорожному полотну. Проследовали Углегорск. Здесь Тимофей лежал тяжело раненный. Отсюда его вывезли. Он оказался на одной из двух машин, которым удалось прорваться сквозь кольцо окружения в ту далекую осеннюю ночь сорок первого года. Здесь разошлись его пути с Еленой. Он лежал в госпитале за Каспием. В Красноводске, Долго болел. Но все же встал на” ноги. Его попытки разыскать жену ни к чему не привели. За Уралом, куда двигались эвакуированные, огромная страна. Затерялась где-то Елена, как иголка в стоге сена.
А война продолжала бушевать. Только ее заставили покатиться вспять. Тимофея снова послали на паровоз. Водил поезда, продвигаясь вслед за фронтом. Подвозил боевую технику, снаряды, мины, авиабомбы, воинские подразделения.