Трудновато было Елене работать в таких условиях. Педагоги, конечно, в большинстве своем опытные — из дореволюционных. Ей порою самой приходится учиться у них планировать и вести уроки. Однако, кроме своих учебных часов, они ничего не хотели знать: отчитают и спешат домой. А Елена думала с их помощью оживить внеклассную работу, занять учеников в предметных кружках, создать художественную самодеятельность.
Этой осенью в школу пришли выпускники вузов. И ребята потянулись к молодым учителям, хотя, оставаясь верными себе, не преминули наделить их своими кличками. Клички эти — иногда бессмысленные, но в большей своей части точные и меткие — порой сопровождают педагога до конца его дней, передаваясь из поколения в поколение горластого и беспокойного племени учеников. Так уже исстари ведется. И крутоярские мальчишки не были исключением.
Ее вот тоже называют комиссаршей, хотя давно не ходит в шинели и буденовке, не носит сапог.
Она знает клички всех педагогов, так же, как знают их сами учителя.
Физика, например, зовут Индюком. Филипп Макарович Дыкин действительно чем-то напоминал индюка. Он лысел и, чтоб скрыть это, брил маленькую голову, покоившуюся на длинной, малоподвижной шее. Его крупный нос в минуты гнева предательски краснел, усиливая сходство с птицей, чье имя дали ему мальчишки.
Елене нравились его аккуратность, требовательность, хорошее знание предмета. Но кое-что в нем не одобряла, и прежде всего замкнутость, стремление уйти от жизни коллектива, его отношение к работе не более как к службе.
— Вы, Елена Алексеевна, — говорил он вкрадчиво, — достойны лучшей участи. И я дума...
— Не вы ли тот, кто может осчастливить? — насмешливо оборвала она своего собеседника на полуслове.
Он сразу же умолк. В близко поставленных к переносице глазах на миг промелькнул лихорадочный блеск.
— Простите, — сказал с достоинством.
Так Елена и не узнала, какая буря бушевала в душе этого умеющего скрывать свои истинные чувства человека. Восприняв его извинение как искреннее раскаяние, она попыталась смягчить ту резкость, которую допустила по отношению к нему:
— И вы, Филипп Макарович, извините мою несдержанность. Но вы виноваты сами. Мне кажется, я не давала повода так разговаривать со мной.
Она недвусмысленно указала границы дозволенного, дала понять, что между ними, кроме чисто служебных отношений, ничего не может быть общего.
С начала учебного года школа перешла на бригадный метод обучения. У Елены появилось очень много непредвиденных хлопот: и чисто хозяйственных — надо было заменить ученические парты столами, — и связанных с перестройкой методики преподавания.
Елена сидела за своим столом, просматривала тетради с диктантом, хмурилась. Филипп Макарович, как всегда выбритый и аккуратный, листал классный журнал. Преподаватель естествознания Вера Ивановна, или Верочка, как ее называли в коллективе учителей, прихорашивалась перед уроком, глядя в маленькое зеркальце.
— Опять то же, — сердито проговорила Елена.
— Вы о чем, Елена Алексеевна? — повернулась к ней Верочка.
— Одни и те же ошибки. Просто ума можно лишиться!
— Последнее слово педагогики, — развел руками Филипп Макарович. — Коллективные знания...
— Это ужасно, — заговорила Верочка, — объяснять тему и видеть перед собой затылки и спины. Ощущение такое, будто обращаешься к стенке. Да-да. К глухой стенке.
— Очевидно, надо писать, — сказала Елена. — Писать в наркомат.
— Зачем? — спросил Филипп Макарович.
— Но ведь так нельзя оставлять. К голосу практиков должны прислушиваться.
— Извините, Елена Алексеевна, — тонко усмехнулся Филипп Макарович, — но вас нетрудно уличить в непоследовательности.
— Что вы имеете в виду?
— Дух эпохи. Культ коллективизма, везде и во всем, от коллективных хозяйств до коллективной мысли.
— Коллективизм — кредо нашей партии, величайшее ее завоевание, — сказала Елена. — Но я не вижу связи между этим и вашим обвинением.
— О, я никого не обвиняю, — поспешил заверить Филипп Макарович. — Но если вы, Елена Алексеевна, полностью одобряете коллективизацию сельского хозяйства, если вас не смущает тезис о коллективной мысли, если это ваше кредо, почему же отвергаете коллективные начала в школе? Почему возмущаетесь? Нелогично.
Елена быстро взглянула на него.
— А вас устраивает бригадное обучение?
— Меня устраивают указания, исходящие из вышестоящих инстанций.
— И вам безразлично — идут эти указания на пользу дела или во вред? — допытывалась Елена.