Кондрат был возбужден, как бывает только с горькими пьяницами в предчувствии выпивки. Он, если говорить правду, и сбежал на базар для того, чтобы «пропустить шкалик».
— Не, мой самосад с руками вырвут, — тараторил он. — Ты, Маркел Игнатович, не наляжь ненароком. Там пяток яиц припрятано. — Заискивающе глянул на Маркела, продолжал: — А ты, значит, собственным выездом? Коли б сам не видел, не поверил бы. Ей-ей.
— А что тебя дивит?
— Да как же! — искренне удивился Кондрат. — Кони-то бывшие твои, теперь колхозные?
— Ну, колхозные.
— А ты на базар по своим надобностям?
— Разрешили, стало быть, Тимофей дозволил.
Кондрат недоуменно зыркнул из-под нависшего на глаза башлыка, скорее себе, а не Маркелу, сказал:
— Во, брат, какая стихия... Баба Тимошкина плоха?
— Плоха, — отозвался Маркел.
— Кто ж это руку занес?
— Классовый враг, — убежденно проговорил Маркел.
— Може, по ошибке? Може, каго другога тот нож ожидал?
— Три раны в спине — по ошибке? Нет. Сама в тот вечер говорила в Школе. Мол, старое новому перечит, до смертоубийства доходит. — Маркел помолчал, сожалея, добавил; — И чего мы не проводили ее?.. Всегда провожали, а тут...
— Знатье, где упадешь, соломки б подклал, — сказал Кондрат. — Видать, стихия ее такая. А классовый или нет — не знаю. Кто-то опытный.
— Да. И ученый кобель не помог. Все следы смыло.
Они снова умолкли. Маркел задумчиво перебирал вожжи, тяжело выдохнул;
— Каково Тимофею...
Кондрат закурил, хватил дыма, удовлетворенно крякнул.
— Эк, милый, все нутро пропекает.
Маркел глянул на него, повернулся к лошадям, через плечо бросил:
— К нам скоро соберешься?
Кондрат поперхнулся, откашлявшись, сказал:
« Погожу.
— Что так?
— Тимошка дюже обидел.
— Долго же ты зло таишь, — засмеялся Маркел, вспомнив, как Кондрат полз под скамьи, спасаясь от разгневанного Тимофея.
— Пока прилюдно не поклонится в ноги — и балакать не буду, — решительно сказал Кондрат. — А поклонится — еще подумаю.
— И долго думать будешь?
— Чего спешить? Это в газетке писали про темп. Такое, значит, решили в верхах. Читал небось? Вчерась пропечатали. Не читал?.. Так от, порешили — где и когда эту самую коллективизацию проводить. А я так смекаю: очень темп тот быстрый — подумать мужику нет когда. В первую голову, стало быть, сознательным касаемо. Вроде приказа. А я беспартейный. Погожу. Може, у меня другая планида?
— Что ж это у тебя за планида такая особенная? — покосился на него Маркел.
Кондрат важно проговорил:
— В пролетарьят собираюсь вписаться.
Маркел хмыкнул.
— А что? — невозмутимо продолжал Кондрат, — Токи света, что колхоз? Власть каже: для таго и революция, чтоб трудовому люду все дороги открыла. Вот я и шукаю свою дорогу. Еще сегодня потолкую с деповскими, все как есть разнюхаю.
— Думаешь, встрянешь?
— Проще простога, — охотно отозвался Кондрат. — Сейчас что? Пятилетка. Рабочие руки нужны.
— Так то ж рабочие, — вставил Маркел, — которые какое ни есть ремесло знают. А тебе со своими руками разве что щи лаптем хлебать. Неприспособленный ты. На земле еще так-сяк...
— Не боги горшки лепят, — возразил Кондрат. — Постигну, я понятливый.
— Вот так и переметнешься?!
— Ты, Маркел, вроде как политический элемент. Что такое есть пролетариат? Это есть неимущий. Вот и выходит, что я давно в пролетарьяте хожу, однако же формально узаконить надо.
— А как же пуповина крестьянская? Не засвербит?
— Чего ей свербеть? Не за что. Верно в газетке написано: «Пролетарьяту, окромя цепей, терять нечега». Это тебя она к хозяйству накрепко пристегнула. А мне в колхоз — не с руки. Нема дураков.
— Тпррру! Тпрру, сатаны! — вдруг заорал Маркел, натягивая вожжи. И когда кони стали, не оглядываясь, проронил: — Слазь!
— Что ты, Маркел Игнатович?! — забеспокоился Кондрат, — Взаправду аль шутишь?
— Слазь, говорю!
Кондрат нерешительно завозился на подводе.
— Ну! — резко обернулся Маркел, замахиваясь кнутовищем.
Кондрат вобрал голову в плечи, заслонился рукой, забормотал:
— Не иначе — нечистый вселился. Был человек как человек, и на тебе... сказался.
С опаской косясь на Маркела, он сполз с телеги, все еще не понимая, чем вызвал такую немилость, потянулся за своими узлами.
— Пошевеливайся! Живей! — подгонял Маркел. — Не то...
Едва Кондрат снял свои узлы, Маркел тронул лошадей, сердито приговаривая:
— Видал, грамотей какой? В колхоз — погодит, а на колхозных конях горазд кататься.