Он и сам не ожидал от себя такой вспышки. Но уж больно его задели рассуждения Кондрата. Как всегда, Маркел быстро отошел и уже пожалел, что так круто обошелся с односельчанином. Оглянулся. Придержал было коней, чтоб подождать Кондрата. Однако снова отпустил вожжи, незлобиво сказал:
— Ходи пешком, коли такой умник.
На базаре Маркел распряг коней, накрыл их подпотевшие спины попонами, задал сена. Товар свой не выставлял — пошел по рядам узнать цены. Подвигался не спеша, останавливался, прислушивался к торгу, здоровался со знакомыми мужиками, перебрасывался с ними несколькими словами о житье-бытье, шел дальше.
Привоз был лучше обычного. Шла последняя неделя поста. А там — великий праздник. Не запасешься скоромным — нечем будет и разговеться.
Базар был как базар — суматошный, шумный. Перекликались между собой мужики, зазывали покупателей, расхваливая свой товар. Неистово горланили бабы. Между рядов похаживали домашние хозяйки, мастеровые, присматривая нужный товар, торговались долго, упорно, за каждую копейку.
Маркела интересовала цена на дерть. Привез он ее пять мешков. Но добра этого было на базаре больше чем достаточно. Везти свой товар назад он не собирался. Пустил дешевле. Уже кончал распродажу, когда услышал за своей спиной голос Михайла Пыжова!
— Бог помочь.
Обернулся, встретился с его звероватым взглядом, увидел кривую усмешку. Рядом с ним стоял Егор Матвеевич — крепкий, кряжистый, с хитринкой в глазах. Егор Матвеевич молча, уважительно приподнял картуз, а Михайло сказал:
— Гляжу, покупатели схлынули, будто корова языком слизала. А оно — Маркел Игнатович сманул. — Фальшиво, натянуто засмеялся. — То ж и верно, дурнем надо быть, чтобы платить, когда даром отдают.
— Чего даром? — вмешался Егор Матвеевич. — Цена как цена. Правда, меньше нашей. Так у каждого жулика свой расчет.
— Только торговлю испортил, — хмуро проговорил Михайло. — Стой теперь...
— Пусти и ты дешевле, — обродушно посоветовал Егор Матвеевич.
Михайло презрительно прищурился.
— Нет уж, лучше по ветру пущу.
— Не пустишь, — подзадорил Маркел, вытряхивая последний мешок. — Не похоже то на тебя.
— Твоя правда, — отозвался Михайло. — Не продам — еще вывезу, а свою цену всегда возьму. Поспешать мне нечего — не последнее доедаю.
— А то уже зря, — примирительно заговорил Егор Матвеевич. — Небось у Маркела Игнатовича добра припрятано, будет ли у тебя столько?
— Раньше за такое в колья да батоги брали, — не слушая его, откровенно враждебно сказал Михайло, плюнул с досады, отошел не попрощавшись.
— Озлился, — осуждающе покачал головой Егор Матвеевич. Похлопал коня по круглому крупу, присел на дышло, повернулся к Маркелу: — Ты что ж это, Игнатович, друзей забываешь? Или новых завел?
Друзьями, конечно, они никогда не были, а встречаться встречались, всегда норовя обвести друг друга в хозяйских делах. Слушая Егора Матвеевича, зная его повадки, Маркел насторожился, медленно жевал хлеб с салом, косил в его сторону.
— Зашёл бы когда, — продолжал Егор Матвеевич. Он уже давно искал встречи с Маркелом, да все случая не представлялось. И вот теперь решил не упустить подвернувшейся возможности потолковать о деле.
— Некогда по гостям ходить.
— Так-так, — охотно согласился Егор Матвеевич. — Нам и помереть некогда будет. Всю жизнь колотимся, как проклятые. А для чего?
Маркел никак не мог сообразить, куда клонит Егор Матвеевич. Что этот разговор затеян не случайно, он не сомневался. Егор Матвеевич не станет из-за пустяков город городить. Только какое отношение ко всему этому имеет он, Маркел? Зачем понадобился старому плуту?
Пока он размышлял над этим, Егор Матвеевич снова заговорил:
— Михайло — дурак. Сам на рожон лезет. А ты, Игнатович, добре придумал.
Маркел вопросительно глянул на него.
— Будто не знаешь, — усмехнулся Егор Матвеевич. — С колхозом добре придумал. Всех обошел.
— Как «обошел»? — Маркел перестал жевать.
— Ну-ну, со мной таиться нечего, — продолжал Егор Матвеевич. — Я и сам рад бы в рай, да грехи не пускают. Приметный.
— О чем толкуешь? — хмуро спросил Маркел.
— Эх-эх, жизнь настала, — сокрушенно покачал головой Егор Матвеевич. — Так все настраханы, что и от своего хоронятся.
— Чего мне хорониться? — возразил Маркел.
— Заливай, заливай, — подморгнул Егор Матвеевич. — Поначалу и я было подумал: рехнулся мужик. Хвалю, Маркел Игнатович. Сейчас нашему брату остается лишь так действовать. Изнутри.
Шумел базар: гомонили люди, перекликалась на разные голоса живность, фыркали, ржали застоявшиеся кони. Только все эти звуки не касались слуха Маркела. Его будто оглушило. Он растерялся, не ожидая такого поворота. Сумятица разом охвативших его самых противоречивых чувств подавила, смяла Маркела. В нем кипело негодование, и вместе с тем душу холодил страх. Его подозревают. В чем его подозревают!.. Значит, и другие так могут думать...