Илья косится на него, усмехается:
— Под корень, значит. Со всем гнездом в далекие края.
Егор Матвеевич настораживается.
— Это как же: в заточение или на поселение?
— Кого на поселение, кого и без высылки — хозяйство отберем, — хвалится Илья. — А сопротивление окажет — и подале загремит.
Егор Матвеевич с силой трет короткую багровую шею. Ничего не вышло из того, что было задумано, что так тщательно готовилось. Сорвалось выступление донцов, и распалась вся цепочка заговора. Все рухнуло. Сиди и жди, как вол обуха, этой самой ликвидации.
Из глубины дремучей души Егора Матвеевича поднимается протест. «Нет, — думает, передергивая плечами, будто пытаясь скинуть навалившуюся тяжесть. — Не дамся. А ежели скрутят — еще кой-кого прихвачу с собой».
Он уже прикинул и так, и этак. Остаться, конечно, лучше. Пусть забирают хозяйство. Егор Матвеевич постарается большую его часть перевести на деньги, рассовать по знакомым, припрятать.
— А что, коли я заявочку составлю? — доверительно шепчет Илье.
— Какую еще заявочку?
— Ну, дескать, по доброй воле и сознательности отдаю свое добро.
— Думаешь, поможет?
Егор Матвеевич жмется к Илье.
— Иметь такого друга и бедкаться?
Илья доволен. Нравится, что возле него увивается некогда гордый и недоступный Милашин. А Егор Матвеевич продолжает:
— Ты не сомневайся. Дружба дружбой, а в долгу не останусь. По-царски одарю.
— Покупать меня вздумал?! — вдруг зло прищуривается Илья. Видимо, в его пьяной голове еще жила какая-то здравая частица рассудка, — Покупать?!
— Тихо ты, — шипит Егор Матвеевич.
Шутки шутить Егор Матвеевич не намерен. Маркел тоже ерепенился, да теперь ему осталось недолго в чести ходить. Егор Матвеевич обид не забывает. Задался целью извести — изведет. Уже и подложное письмецо заготовлено. Надо только пару винтовок, для верности, незаметно подкинуть на подворье. После этого непременно спросят, зачем в колхоз пошел.
О, Егор Матвеевич себе на уме. Уж если на то пошло, найдет способ разделаться и с Ильей. Потому и не договаривает, умолкает на полуслове.
В разговор вмешивается Емельян. Хотя и пьяный, а соображает, каким боком выйдет ему ликвидация, если в самом деле к тому идет.
— Принимай меня, Ильюшка, в колхоз! — приказывает. — Незамедлительно.
— Лишь тебя, Косой, нам не хватает, — дерзко отвечает Илья, то ли обозленный недвусмысленной угрозой Милашина, то ли рассерженный тоном и абсурдными притязаниями Косова.
Емельян таращит на него глаза, ошеломленно оглядывается, будто ищет поддержки.
— Чули, люди добрые? — спрашивает растерянно. Михайло ястребом нацеливается на Илью.
— Пес служит тому, кто его кормит, — роняет угрожающе. — Или не знаешь, чье пьешь?
Емельян не склонен морализовать. Без лишних слов размахивается, бьет своего обидчика по уху. Илья судорожным движением выхватывает из кармана наган. В то же мгновение его руку крепко сжимает Егор Матвеевич. Оглушительно гремит выстрел. Пуля, просвистев над головой Архипа, впивается в стенку.
— Ох ты, стэрво собачэ! — грозно поднимается Архип. Сильный удар валит Илью на пол. — Ох ты падло! — дискантом вопит огромный хуторянин. — Щэ й за наган хапаєшся?!
Егор Матвеевич передает отобранный у Ильи револьвер Михайле. Он не настолько глуп, чтобы самому ввязываться в драку. У Михайла дико сверкают глаза, по-пыжовски раздуваются ноздри.
— Становись, гад, к стенке! — хрипит.
Емельян бьет каблуком Илью в грудь.
— Вставай! Вставай! Разлегся, как у себя дома.
Илья стонет, пошатываясь, поднимается. Редкие его волосы прилипли ко взмокшему лбу, на бледном лице кровь. Увидев ее, компания звереет.
— Ему еще кровей пустить! — вопит Анна.
Беспалый Михайло всею ладонью взводит курок.
— Так ему, так, — сычит Милашиха.
— Э, ни! — вмешивается Архип Марьенко. — То мы завжды встыгнэмо. — Отводит руку Михайлы. — Хай танцює!
— Потешь добрых людей! — выкрикивает Емельян. — Не то расстреляем.
— Ну-ка, коли жизнь дорога!
Илья хоть и пьяный, а танцует Наурскую, перебирает непослушными ногами.
— Танцуй! Танцуй! — понукает Михайло.
— Ну, що твий пролэтарьят? — смеется Марьенко. — Мизэрнэ створиння!
— Шевелись! — наседает Емельян. — Глашка, раздень его, мы припечем тело, чтоб повертался проворнее.
Испуганная Глафира выполняет приказание мужа, стаскивает с Ильи пиджак, в страхе шепчет:
— Илья, голубчик, танцуй скорее, може, не расстреляют.
Илья уже давно выбился из сил, дышит тяжело, как загнанная лошадь. В глазах у него прыгают зеленые змеи — они вот-вот вонзят свои языки в его измученное тело и выпьют кровь. Он уже не просит пощады. Вокруг — враги. Это он понял, когда на короткий миг у него прояснилось сознание. Слишком поздно понял.