Тимофей и вовсе успокоился. С задором посмотрел на Громова, мол, ну как? А Недрянко сказал:
— Что ж, поглядим.
— Глядите, — с легкой душой согласился Маркел, — Хозяйнуйте, как дома. А я — к Ласточке. Никак телиться собирается.
— Да нет уж, — возразил Недрянко. — С нами пойдешь.
— Первый же колхозный приплод, — повернулся Маркел к Тимофею, ища поддержки.
— Скажи, пусть Дарья принимает, — избегая его взгляда, посоветовал Тимофей.
Маркел недоуменно пожал плечами.
— Коли так надо...
— Пожалуй, с клуни начнем, — прервал его Недрянко.
— С клуни, так с клуни. Она и вовсе не запирается.
Клуня стояла в стороне от остальных построек. Туда все и направились.
— Тут у нас разный хлам свален, — говорил Маркел.
И в самом деле, чего только не было. Недрянко немало переворошил всякого старья, прежде чем нашел то, что искал. Винтовки были спрятаны в дальнем углу, за ветхим, изъеденным шашелью рундуком, прикрытые полусгнившей попоной.
Увидев вороненые стволы, Маркел инстинктивно отпрянул, наткнулся спиной на дуло нагана, услышал повелительный голос Громова:
— Не торопись!
— Что же это? — Маркел потянулся к отворотам стеганки, словно ему стало трудно дышать.
— Руки! Руки вверх! — прикрикнул Недрянко.
Маркел медленно поднял трясущиеся, непослушные руки.-
— Так-то лучше, — проговорил Недрянко, складывая обе густо смазанные, новенькие винтовки у ног потрясенного Тимофея. Затем деловито обшарил карманы Маркела.
— Ну? — уставился на него немигающими глазами. — Теперь я спрошу: что это? — указал на винтовки.
— Не ведаю, — пробормотал вконец растерявшийся Маркел.
— Не ведаешь? — загремел Тимофей, оскорбленный в лучших своих чувствах. — Не ведаешь, иуда?!
Маркел подался к нему, но, увидев его ненавидящие глаза, сник.
— Остальное сам укажешь или искать? — осведомился Недрянко.
— Ищи! — вдруг озлобился Маркел, еще не совсем осмыслив происходящее. Он не успел подумать о том, чем все может кончиться. Его душило возмущение. Только оно двигало его поступками. Со стороны же это воспринималось, как вызов, как издевательство. Именно так расценивал поведение Маркела разуверившийся в нем Тимофей.
— А я-то, я дурак... — заговорил он, не в силах скрыть охватившее его негодование.
— То верно — дурак, — угрюмо сказал Маркел, — коли с чужого голоса поешь.
Тимофей пропустил мимо ушей Маркеловы слова. Он и хотел бы верить Маркелу — сам пострадал от наговора. Но винтовки... Вот они лежат — вещественные доказательства Маркеловой вины. В кого стреляли бы эти винтовки?..
Обыск затянулся. Всю усадьбу обследовал Недрянко: дом, службы, чердаки, подпол. Уж кто-кто, а он в этом деле не новичок. Однако к тому, что было найдено в клуне, ничего не прибавилось. Впрочем, И этого было вполне достаточно. Маркела арестовали. За санями, куда усадили Маркела и сложили найденное оружие, бежали его жена — простоволосая, немая от горя и плачущий сынок в старом, подвязанном кушаком зипунишке, в облезлой барашковой шапке, сдвигающейся на глаза.
Долго стоял Тимофей, склонив голову, словно прислушиваясь к тому, что происходило в нем. Он и в самом деле пытался разобраться в охвативших его чувствах. Эти чувства — до предела обостренные и противоречивые — овладели всем его существом. Он даже не замечал Сережку, который настойчиво теребил его за рукав.
— Батя, ну, — тянул он. — Пойдем, батя...
— Это ты? — наконец отозвался Тимофей. Но мысли его были заняты иным. Он никак не мог постигнуть случившегося.
— Ждал, ждал, — упрекнул Сережка.
Однако и к этим словам сына Тимофей оставался безучастным.
— Не думал, что так тяжело разуверяться, — глухо проговорил.
Сережка заглянул в сосредоточенно-угрюмое лицо отца.
— Ты о чем, батя?
И лишь тогда Тимофей будто очнулся, взглянул на сына — удивленно, недоумевающе.
— Ты что-то сказал? — переспросил Сергей.
— Сказал? — Тимофей задумался, тяжело выдохнул: — Да, сказал. Только не понять тебе этого, сын. Не понять.
Странно и как-то страшно было Сережке видеть таким отца. С ним что-то происходило. Но что? Сергей не был свидетелем событий, которые разыгрались перед его приходом. Не застав отца дома и напрасно прождав его, он кинулся на поиски. И вот, отыскав, растерялся. Отец совсем, совсем не такой, каким был утром. Он даже забыл, что надо идти в больницу.
Мороз пощипывал щеки, забирался за воротник. Колючие сухие снежинки яркими искорками мельтешили в воздухе. Сережка зябко поежился, переступил с ноги на ногу, снова потянулся к отцовской руке.