— Вот и я говорю, — снова вмешалась Степанида. — Считай воскресла! Уж на что я не терплю этого зелья, а выпью.
— Если б оно и впрямь давало здоровье, — усмехнулась Елена, наливая себе чаю.
Тимофей принес кофточку, накинул Елене на плечи, сел рядом, подвинул к ней сахарницу. Степанида видела их глаза. То, что светилось в них, говорило само за себя. Она не могла не почувствовать той душевной теплоты и взаимного уважения, которые царили в этом доме. Как не похоже было все это на то, что происходило в ее семье! И Степанида еще больше озлоблялась.
«Ну-ну, ублажай, — злорадно подумала она о Тимофее. — Эта «птичка» еще покажет свои коготки». А вслух сказала:
— О своем здоровье, Леночка, самой думать надо. От мужика той заботы не дождешься. Редко какой поможет по дому. Это у меня Петя молодец — горя не знаю.
Петро даже поперхнулся, услышав такое. Решил вставить и свое слово:
— У меня делов поменьше, чем у Тимофея.
— Дела могут подождать, — стояла на своем Степанида. — Тут уж от человека зависит, что ему дороже — работа или жена.
— Ну, хватила, — вмешался Тимофей. — Кто же сравнивает то, что не идет ни в какое сравнение.
— Зарапортовалась девка, — ввернул Иван. — Да коли б все мужики возле баб сидели...
— И все же при желании можно найти время для семьи, — поддержала Степаниду Елена.
— О том и я толкую, голубушка, — заговорила Степанида. — Уж больно горяч Тимоша в работе. Про все забывает.
Тимофей понял, куда гнет Степанида. С вида — льстит ему, а на самом деле — натравливает на него Елену. Он хотел было оборвать ее, пресечь эту двойную игру. Но раздумал. Как-никак — гостья.
— Отсеемся — побольше свободного времени будет, — сказал, внушительно посмотрев на сестру.
Степанида поспешила замять этот разговор, потянулась с чашкой к самовару, перевела на другое:
— Емельяна видела. Ну и гадина, скажу вам. И гром и молнии мечет на Тимошу.
— Та гроза, — криво усмехнулся Иван, — ак говорят английцы, «стом ин э ти кап».
— Вы, дядя Иван, английцев сюда не путайте, — сказала Степанида. — Откуда им знать про наше житье-бытье? — И все же поинтересовалась: — Что же эта тарабарщина означает?
— Шторм в чашке чаю, — ответил Иван.
Степанида непонимающе пожала плечами.
— Ну, если по-нашему, так вроде фунт дыма, — пояснил Иван, — Ничего, значит, у Емельки не получится.
— Да, приходил, — вставил Тимофей. — Статью показывал, грозил.
— Каков! — с наигранным негодованием воскликнула Степанида. — Пусть еще благодарит, что не загремел вместе с Михайлом и другими своими дружками.
Даже Елене, которую ничего не связывало с высланными родственниками, стало неловко. Для нее семейный вечер был испорчен так же, как и для Тимофея.
...Совсем иначе расценила эту встречу Степанида, Она была весьма довольна собой.
30
Крутое зло кипело в душе Емельяна Косова. В колхоз ему не удалось пристроиться. Более того, отобрали нажитое, лишенцем сделали.
— Хорошо, что не выслали, — говорила Глафира. — Не дай бог дознаются про Гарбузова — в тартарары загонят.
— Меньше болтай, — предупредил ее Емельян. — Все напасти от длинных бабьих языков.
— Что я — дура?
— То-то, — примирительно отозвался Емельян. — Со всей компании лишь нас бог миловал, не допустил до высылки.
Да, было от чего скрипеть зубами. Из всего, что имел Емельян, только приусадебный участок остался — приравняли со всеми остальными. Каково Емельяну, если только и помышлял о том, чтоб всех обставить, если правдами, а больше неправдами в хозяева выбивался.
Первое время, оставшись без дружков своих сердечных, попритих Емельян, больше в хате отсиживался, как крот в норе. Все опасался, что, озлобившись, его выдадут дружки, которые вместе с ним Ильюшку порешили. Нет, обошлось. Потом смекнул: нечего бояться — сами вкачались в то «мокрое» дело, так что не с руки им доносить. Побаивался, что его тоже могут выслать вслед за другими. Но и этого не случилось. Раскулачили, забрали добро и забыли о нем. Тогда-то Емельян и пустил слушок, что вернут высланных. Кое-кто задумался, а Афоня Глазунов и вовсе сбежал. Видать, Михайло добре напугал.
Осмелел Емельян, стал на людях появляться. С Петром Ремезом ближе сошелся. Нет-нет, и встретятся за бутылкой. Выпьют, посидят, позлословят, и вроде легче становится.
Петру Емельян завидует. Вовремя он концы обрубил. Вне подозрений теперь у новой власти. Работает. И должность не то, чтобы видная — извозчик в сельпо, а к рукам кое-что прилипает. Такое время, а он домину гонит и не боится — грабарил, заработал на строительстве. Справка имеется.