Когда Изот догнал их, Тимофей отчужденно глянул на него, решительно проговорил:
— Можешь держать свое мнение при себе.
— Чего там, — отозвался Изот, — брать так брать.
Игнат более радушно воспринял слова Изота.
— Давно бы так. Сдадим властям с рук на руки, пусть разбираются, може, что и скажет.
Харлампий угрюмо молчал. Когда-то от посевной и до первого снега батрачил у Емельяна Косова. Знает его иезуитскую натуру. Никогда не догадаешься, что у него на уме. А уж изворотливый да прижимистый — таких и свет не видывал. Умел так вымотать работой, что даже Харлампий, на что уж крепкий да выносливый, к концу дня становился словно выжатая тряпка.
Сейчас Харлампий снова ступит на знакомую усадьбу. И ломик взял он неспроста. Кажется ему, у Емельяна видел такой: приплюснутая сторона рассечена, как гвоздодер. Потому и хочет Харлампий спросить, как этот ломик у лаза за сиренью очутился на колхозной усадьбе? «Оно, конечно, не так, чтобы очень веская улика. Тот ломик и выкрасть у него могли. А все же интересно, что Косой скажет — размышлял Харлампий.
Они поравнялись с сельсоветом. И тогда Изот предложил:
— Может, к Савелию Тихоновичу наведаемся?
— Это еще зачем? — насторожился Тимофей.
Игнат поддержал Изота:
— Поскольку рядом, — почему бы и не наведаться.
У сельсовета стоял фаэтон, в котором обычно разъезжал председатель. И сам Савелий, едва они подошли, появился на крыльце.
— Что за делегация? — сошел к ним навстречу, громыхая деревянной ногой по ступенькам высокого крыльца, поздоровался с каждым за
here
— Собрались Косого брать, — сказал Тимофей, по-бычьи нагнув голову.
Савелий посмотрел на него вопросительно, перевел взгляд на остальных:
— Как брать?
Игнат поспешил объяснить, чем вызвано их намерение.
— Да-а, — Савелий потер заросшую щеку, — тряхнуть не помешает. Я и сам бы с вами, да на Водине ждут хуторяне, — сказал, усаживаясь в фаэтон. Взял вожжи, повернулся к Тимофею. — Берите. Може, что и прояснится. — Хлестнул коней, уже отъехав, крикнул: — Только без лишнего галасу! К концу дня наведаюсь!
— Ну, что? — кольнул Тимофей Изота. — Не вышло по-твоему?
Изот усмехнулся:
— Наоборот. Все как надо. Времена не те, чтоб партизанить.
...А Емельян Косов, пообедав, вышел во двор. К нему, гремя по проволоке цепью, затрусил здоровенный, как телок, кобель, уставился на хозяина, хрипло, басовито подал голос:
— Жрать хочешь? Зараз, зараз дам.
Емельян принес собачье ведро, кинул кусок требухи. Кобель с жадностью набросился на еду. Емельян хотел было погладить его, но тут же убрал руку. Пес зарычал, оскалив окровавленные клыки, прижав к загривку острые уши.
— Зверь ты, зверь, — проговорил Емельян.
Пес и мастью походил на волка, и повадками. Нападал беззвучно, а если и подавал голос, то не так, как вся собачья порода, — глухо, отрывисто. И выл по ночам.
— Что ж ты, анафемское отродье, зубы кажешь? — разговаривал Емельян с кобелем, пока тот жадно заглатывал очередной кусок. — На кого рычишь? На хозяина рычишь? Ни дать, ни взять та шантрапа неблагодарная, что до власти дорвалась.
Он бросил еще один кусок, отнес ведро, вернулся, сел на крыльцо. Кобель стоял против него, слизывая с морды оставшуюся кровь, принюхивался к земле, не осталось ли чего, и снова переводил голодный взгляд на хозяина.
— Будет, — говорил Емельян. — Нечего обжираться. С жиру леность бывает, а мне злой сторож нужен, — добавил, снова протягивая к нему Руку.
Теперь кобель не рычал, когда Емельян потрепал его по загривку, а лишь прижал уши и увернулся. Этот поджарый, угрюмый пес не любил, чтобы его ласкали.
— Ну, иди, иди, — сказал ему Емельян добродушно.
После сытной еды и чарки разморило Емельяна. И день был теплый, солнечный. Емельян лениво смотрел, как гребутся в навозной куче куры, как вспархивают между ними голуби. Он собирался пойти к Юдиным и, пока Кондрат не отправился на дежурство, забрать черно-рябую голубку, которую тот заманул в свою голубятню.
«Отдаст ли, нет? — думал Емельян. — И сколько выкупа потребует? Трешку доведется нести. Или, может, самогонки прихватить?..»
Размышления Емельяна прервало глухое рычание. Загремела цепь. Кобель кинулся к воротам, спугнув голубей, разогнав кур. Цепь, натянувшись, задержала его, взметнула на дыбы. Стоя на задних лапах, он рвался навстречу вошедшим на подворье людям.
— Выдь на минутку! — крикнул Игнат.
Емельян шикнул на кобеля, подошел и увидел в руках Харлампия свой ломик. «Дознались», — промелькнуло у него в голове.