Пантелей Харитонович притушил сигарету и тут же взял другую.
— Много куришь, — заметил Геннадий Игнатьевич. — Вредно.
— А что не вредно? Изо дня в день мотаюсь на своем загрузочном вагоне по верху батареи. Вредно это или нет, когда вся копоть — моя? Ну и житейские разные неприятности. В блиндаж от них не схоронишься... У тебя вот мало ли забот, волнений, чэпэ! Даже с анонимщиками приходится соображать: отчего да почему? Есть над чем голову ломать, из-за чего кровь на воду переводить, нервы изматывать. А тут еще я со своим приперся.
— Вали кулем — потом разберем, — невесело усмехнулся Геннадий Игнатьевич.
— Коль уж пришел — не умолчу, — пообещал Пташка. Хватил дымку, прищурился. — Нескладно получается. Рабочего человека, как мы уже дотолковались, обидеть почти невозможно, а вот весь коллектив — запросто. Так с нами и получилось — всем списочным составом за здорово живешь угодили в штрафбат. Кто-то создал критическое положение, а у нас чубы трещат.
— Как это понимать? — насторожился Геннадий Игнатьевич.
— Расхлебываем чужую затирку. Завод наш, небось, знаешь: и продукцию дает, и расширяется, растет. У строителей, конечно, свои планы, сроки, возможности... Для них главное — сдать очередную работу. Ну. а если в шею гонят, какое может быть качество! Новые объекты нас и посадили.
— Не загибаешь, Пантелей Харитонович?
— Могу картину с натуры... Рисовать?
— А глаз точный?
— На фронте не подводил.
— Тогда — давай.
— Значит, так, — начал Пантелей Харитонович, — подъезжают к углефабрике две «Волги». Вываливаются из них человек пять. Один товарищ впереди — шустрый такой, живой, во все дырки нос сует, что-то спрашивает, чем-то интересуется... Думаю себе, мол, деловой малый — как же его еще назовешь, если он помоложе тех, кто следом за ним поспешают. Потом слышу, ка-ак укрыл их, бедолах! Куда там отому боцману, ну, у которого с комиссаром спор вышел, кто кого перематерит. То мне дружок фронтовой — Серега Пыжов — дал эту книжку почитать. «Капитальный ремонт» называется. Так там — на равных: сначала один запузыривает, пока выдохнется, потом — другой таким же макаром. А тут, как при «подавляющем превосходстве» — этот кроет почем зря и в бога, и в душу, и в технический прогресс, а остальные молчат да посапывают. Начальник стройтреста клонит свои седины, повторяет: «Сделаем, Валерий Платонович...», «Постараемся, Валерий Платонович...», «Успеем,. Валерий Платонович...» А этот Валерий Платонович, выпалив весь боезапас, пригрозил оргвыводами, сел в машину и укатил. Тогда начальник треста оборачивается к своим подчиненным да сгоряча — тарарах таким же «беглым по групповой цели...» Ну и начали нажимать. Сдали объект с опережением. Поставку шихты заводу сразу прекратили. На фабрике же то одно выйдет из строя, то другое. А время идет. План валится.
— Кто ж это был? — хмуро проговорил Геннадий Игнатьевич и тоже потянулся за сигаретой. — Что-то не помню такого.
— Грец его знает. Говорили, вроде какой-то большой начальник строительный. — Пташка увидел, как помощник секретаря что-то быстро записывал, подсказал ему: — И пятую возьми на карандаш. Сбагрили ее нам с недоделками, отрапортовали... На нее сразу же, как и положено, план кинули. А сдали-то без тракта углеподготовки. Пользовались прежним, рассчитанным на обеспечение четырех батарей! От чрезмерной нагрузки выходили из строя транспортеры, перегружатели. Опять — холостой ход печей, пока ремонтировались, не только на новой, но и на старых батареях, поскольку тракт-то один! Должок и накопился. Теперь, наконец-то, и пятая получила свой тракт. Но ведь задолженность выдыхать приходится нам.
— Неужто так и есть, как рассказываешь?
— Мне, Геннадий Игнатьевич, нет резона напраслину возводить, — отозвался Пантелей Харитонович. — Я уж и так, и сяк прикидывал. Вроде человек из лучших побуждений старается. Но тут же невольно думаешь: не потому ли выкобенивается, что может в глаза магить, а его — лишь за глаза. В обоих случаях ему — почет, уважение, а то и награду за досрочный ввод новых объектов; нашему многострадальному трудяге Пал Палычу — вздрючка за невыполнение плановых заданий; рабочим — позор, лишение премии и тяжести, которые надо преодолеть, чтобы выйти из прорыва.