Сергей Тимофеевич покосился на него, сочувственно проговорил:
— Неважные твои дела, Семен. Сказать спятил, — так вроде нет. Глупым не назовешь, потому как — себе на уме. Даже культ приплел, чтоб увесистей была дубинка. А ведь знаешь, что научно-техническая революция не исключает энтузиазм. Наоборот, нуждается в энтузиазме. И выходит: кинь сюда, кинь туда — демагог ты, Семен. Элементарный демагог.
— Между прочим, это из той же оперы — ярлыки людям клеить, — огрызнулся Семен. — Оно у вас в крови. Вы уже без этого не можете.
— Называть вещи своими именами и «вешать ярлыки» — не одно и то же, — уже начал заводиться Сергей Тимофеевич.
— Оставь его, Серега, — вмешался Пантелей Харитонович, — Что ты не видишь, из-за чего психует? Не по нутру новая серийность.
— Не по нутру! — кивнул Семен. — Ну и что?
— Пожалуй, ты прав, Паня, — согласился Сергей Тимофеевич. — Если уж тебе надоело это представление...
— Нет, так не пойдет, — не унимался Семен, видя, что вокруг них уже начали собираться заинтересовавшиеся спором. — Оскорблять себя не позволю. Я такой же рабочий...
— Ты? Рабочий?! — сразу же взвился Сергей Тимофеевич. Но тут же овладел собой. — В том и беда твоя, Семен, что лишь звание носишь рабочего, а по существу своему — обыватель, потребитель в самом дрянном смысле.
— Это же почему? — сощурился Семен, — Вот! — рванул из кармана деньги, помахал ими над головой, — За шаром-даром их дают?!
— По всем статьям Семен — работяга, хозяйственный мужик, — не без иронии заметил Рыгор Кравчёнок. — Не из хаты — в хату несет.
Кто-то хохотнул с издевкой:
— Точно, хозяйственный — дважды на проходной с нафталином задерживали.
— Слышишь, что о тебе говорят, — проронил Сергей Тимофеевич. — Одно на уме — обогащаться. Вот и получается: одежка — рабочая, а нутро — торбохвата.
— Ну да, — язвительна отозвался Семен. — о семье заботиться — тяжкий грех, пережиток прошлого. Надо, оказывается, из дому тащить да проливать, как некоторые ваши дружки. Это — по-рабочему. А потом до гробовой доски обдирать государство больничными.
— Ты, Семен, хоть покойника не трогал бы, — вмешался Пантелей Харитонович.
— Обожди, Паня... — Сергей Тимофеевич вконец рассердился, подступил к Семену. Если хочешь знать, Герасима несли через весь поселок. Хотя и машина была, и путь неблизкий, а его несли. Понимаешь? На плечах несли!.. Потому что был настоящим рабочим человеком. Ты вот разве способен тосковать по работе? Тебе на смену идти — как тяжкую повинность отбывать. А он — тосковал. — Сергей Тимофеевич на мгновение запнулся и все же сказал: Даже то, что выпивал и людей угощал, гоже скорее в рабочем характере, чего не скажешь о твоей расчетливой трезвости и прижимистости.
— Во чехвостит! — воскликнул кто-то из толпящихся возле них.
— Так есть за что, — снова подал голос Кравчёнок.
— В начале тридцатых годов, — возбужденно подхватил Сергей Тимофеевич, — когда кулаков тряхнули, многие на стройки подались следы путать, в рабочие коллективы затесались. Помню, тогда плакат был: «Кулак в рабочей блузе — опасный враг». Ты, Семен...
— Надеюсь, Семена к кулакам не причисляешь? — проговорил Марьенко. Он недавно вошел, предыдущего разговора не слышал, но посчитал нужным вмешаться: уж очень обидно должно быть для Семена Корикова фигурировать в таком соседстве.
— Да как же его причислишь, Архипович, если и родился-то он, когда кулаков уже в помине не было, в ответ на замечание парторга цеха сказал Сергей Тимофеевич. Я о другом говорю. О том, что кулаков давно ликвидировали, а вот их духовные последыши, к великому сожалению, кое-где до сих нор сохранились.
Ваше счастье, что у меня на старших рука не поднимется, — побледнев, сказал Семен. А проучить все же проучу. — Повернулся к Марьенко: В суд йодам на вашего коммуниста, товарищ цеховой партийный начальник. Я этого так не оставлю.
— Держись, Серега, усмехнулся Пантелей Харитонович. — Фрицы не своротили шею, так Семен своротит. Вишь, какой он воинственный.
— Фронтовички, — криво усмехнулся Семен. Сколько времени прошло, а они все еще свои заслуги выставляют.
— Щенок! — не совладал с собой Пантелей Харитонович. — Да как ты смеешь?!
— Ладно, ладно, — поспешно заговорил Марьенко. — Кончайте, Никому оно не нужно.
Нет уж, — расходился Семен. Перед законом все равны. В Конституции записано...