— Мало он тебя покарал, — проворчал Гребешков.
В палате воцарилась тишина. А в следующее мгновение с койки подхватился старшина, устремился к Гребешквву, будто на таран пошел, выставив вперед свой «самолет» — громоздкую конструкцию из проволоки, обмотанной бинтами на которой покоилась его закованная в гипс рука.
— Ты что сказал? На кого сказал?! На Васо такое сказал?! — И задохнулся: — Ты... ты...
— Не надо, Нодар, — хрипло проговорил Василий. — Чо кипеть?
— Кипеть?! Морду надо бить!
— Полно тебе, Нодар. — Василию, видимо, стоило большого труда овладеть собой. В глазах снова заиграли бесики, и он продолжал в своей манере: — Нехорошо, братцы, получилось. Зря насели на Гребешка. Правда в его словах. От правды никуда не денешься. Не почитал я всевышнего.
— О том и говорю, — осмелел Гребешков, — По земле ходи, а на него оглядывайся. Так-то верней будет.
— А чо-о? — протянул Василий. — Може, и так. Мог ведь и похлеще садануть Ваську Батурина.
— Гитлера, небось, обходит, — вставил Сергей. Повернулся к Гребешкову: — С твоим богом фрицы на нас прут. «Гот мит унс» на бляхах у них написано — «с нами бог».
Гребешков засопел, перевалился на другой бок, проронил:
— Еще умник объявился. А с твоей, между прочим, коечки уже двоих вынесли. Так-то...
И сильней заныла у Сережки нога, запекла. Холодная испарина покрыла лоб. Но он не выдал своей слабости, достойный отпрыск скаженного пыжовского рода. Дрогнули тонко очерченные крылья носа; гневом налились глаза. Однако сдержал себя.
— А я погожу, дядя... Мне не к спеху.
— Верно, кацо! — воскликнул Нодар. Насел на Гребешкова: — Тебе что, легче станет, если и его вынесут? Ты это хотел сказать? Фашисты всем нам этого желают. Выходит, твой бог и сам ты заодно с ними, врагами нашими.
— Что ты, Нодар? Расходился — удержу нет, — И Василий деланно вздохнул — Эх, Гребешок, Гребешок, вступаюсь за тебя, а ты сам себе гадишь. Вон как озлобил товарищей. Не хотят войти в твое положение. Я говорю: пожалеть тебя надо, поскольку мозгами слаб. Разве ты, доказываю, от большого ума к богу кинулся? От дури, говорю. И пакостные слова гоже по той причине.
— А я что? — отозвался Гребешков. — Я ничего. На той койке и впрямь двое померло: сибиряк и тот малец из-под Рязани. При тебе же померли. Несчастливая коечка...
Сережка уже спокойно воспринял уточнения Гребешкова. Что ж, гибнут солдаты и на передовой, и в госпиталях, и по пути к ним. Уходят из жизни там, где настигает их разбушевавшаяся с войной смерть. Чем он лучше других?..
Вошла медсестра — хрупкая, тонкая девчонка. Еще с порога весело поздоровалась, осведомилась:
— Все на местах?
— Нет, Нато, — отозвался Нодар. — Нет, козочка моя. Васо в самовольной отлучке.
— К девочкам побежал, — засмеялся Василий. — Танцевать захотел.
Она поддержала шутку:
— И правильно. Нечего бока отлеживать! — Взгляд ее скользнул по знакомым лицам больных, задержался на Сережке, — Ага, — приветливо кивнула ему, — ты и есть новенький. Сергей Пыжов, если не ошибаюсь?
— Пыжов, — подтвердил Сережка.
На его лоб легла маленькая, почти невесомая рука.
— Как настроение? Боли очень беспокоят?
— Терпимо.
— Зато у меня нет никакого терпения.
— Подожди, Нодар. Не балуй, — отмахнулась она. И снова Сережке: — Если станет хуже, позовешь.
— Хуже быть уже не может, — дурачился Нодар, — Слышишь. Васо? Свидание ему назначила. А я хоть пропадай.
— Сам виноват, — не без лукавства упрекнула она его. — Не надо было с бабушкой Катрей любезничать. — И уже склонилась к Василию: — Тебе что-нибудь надо?
— А чо мне? — ответил Василий, — Ничо.
— Тогда спать, мальчики, — Она потянулась к выключателю. — Спать.
— Ты вот, Наталья, лясничаешь с кем зря, а тут сну нет, — заговорил Гребешков. — Дала бы чего испить.
— Вам, товарищ Гребешков, ничего не назначено, — сказала она, — у вас все хорошо.
— Это у меня-то?! — Голос Гребешкова дрогнул и тут же окреп: — Нет уж. Мне лучше знать.
— Ай Гребешков! Ай молодец! — рассмеялся Нодар, — Держись за койку до победного конца!
Наташа взглядом приказала Нодару замолчать, обернулась к Гребешкову.
— Самовольничать я не имею права.
— Для чего только держат вас здесь...
— Очевидно, нужны, — с достоинством ответила девушка, погасила свет и вышла, пообещав Гребешкову передать его жалобу дежурному врачу.
— Нет, — в сердцах заговорил Нодар. — Нехороший ты человек, Гребешков. Неправильный человек.