Поезд все дальше уносил Олега от дома, а ему казалось и от оставшейся позади какой-то несуществующей, вернее, не касающейся его опасности. Он приободрился, придя к заключению, что вообще не стоило волноваться, ведь Светка сама бегала за ним, пусть у нее и болит голова. А то уж очень возомнила. Вон как уничтожающе глянула на пего, когда дал добрый совет. А потом на эмоции нажимала: «Мне его жаль, нашего ребеночка. Я его уже люблю...» Не иначе разжалобить хотела. Только не на такого напала. Доказать тоже ничем не сможет. На нем следов нет. И никто не видел их вместе.
Так мысленно изворачивался Олег, а на душе оставалось неспокойно, сумеречно. Себе-то он мог признаться: предал Светку. Сбежал. Благо, причина уважительная. Но ведь не повидался, не простился с ней, не оставил никакой надежды...
— Разрешите пройти, — вдруг услышал он Светкин голос и вздрогнул, — испуганно обернулся.
Молоденькая проводница разносила пассажирам чай. Терпеливо подождав, пока он, справившись со своим, вовсе ей не понятным замешательством, посторонился, поблагодарила и пошла к крайнему купе. Она скорее походила на внимательную, радушную хозяйку, нежели на работницу, выполняющую обычные служебные обязанности. Спокойная, светлая улыбка делала еще привлекательней милое личико, а униформа, являющаяся, как известно, не лучшим женским нарядом, на ней выглядела даже элегантно. Особенно красила ее кокетливо надвинутая на бровь пилотка. На что уж Олег, которому по известной причине было не до девичьих прелестей, и тот невольно восхитился: «Стюардесса...» Но тут же, спохватившись, подытожил в своей пренебрежительно-скептической манере: «Все они одинаковые».
Он все еще стоял у окна, за которым уже сгустилась темень. В черном стекле Олег видел лишь свое отражение да мерцающий жарок сигареты — то затухающий, то разгорающийся вновь. В этом своеобразном зеркале, если смотреть наискосок, были видны часть прохода с ковровой дорожкой на полу, вход в соседнее купе. Там возле проема двери о чем-то оживленно спорили двое мужчин. Вот они посторонились и показалась проводница. Олег, не оборачиваясь, прижался к окну, пропуская ее. Она подала чай в его купе. На обратном пути спросила у Олега:
— Вам, молодой человек, тоже принести?
— Не надо, — буркнул он.
— Понятно, улыбнулась она. — В столицу — за счастьем.
— А хотя бы и так. Тебе-то что?
— Да ничего. Просто сейчас многие такие едут, которые все курят и в окно смотрят, ничего не видя.
Не замечают? — Олег дерзко, снизу вверх, окинул ее взглядом. — Сочувствую. Тебя это, должно быть, очень огорчает?
У нее сузились глаза, в сердитом изломе выгнулись бровки, но она сдержалась, не высказала то, чего он, несомненно, заслуживал: видимо, вовремя вспомнила, что находится на службе. И все же, кажется, сумела достойно ответить.
— Конечно, огорчает, — охотно согласилась с ним. — Более того, возмущает! Человек едет в институт, а ему впору посещать детсад, где преподают первые уроки вежливости.
При этом она мило кивнула ему и ушла по своим делам. Олег только после ее ухода понял, как уела его эта девчонка. В сердцах ткнул окурок в пепельницу и, возвратившись в купе, забрался на свою верхнюю полку. Внизу, будто одна семья, расположившись за столиком и угощая друг друга домашними яствами, еще чаевничали попутчики. Они приглашали и его подкрепиться, но Олег поблагодарил, сказал, что на ночь не ест.
— Пожалуй, в этом есть резон, — лукаво поглядывая сквозь стекла очков в анодированной оправе и поглаживая седую, аккуратно подстриженную бородку, заговорил мужчина, которого Олег посчитал если не профессором, то уж непременно каким-нибудь кандидатом наук. — Китайцы, например, проповедуют: «Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин — отдай врагу».
— Занятно, — отозвалась единственная в их купе женщина. — Мой в шахте трудится. Ему только дай и дай поесть. Килограмм мяса, по меньшей мере, должен употребить. Какую же работу от него ждать, если держать на декохте?
— Во, во, поддержал ее тот, что помоложе, с аппетитом уминающий жареную курицу. Я у мартена загораю. За смену сто потов сходит. Кусок в горло не лезет. Все больше на газировку нажимаем. Зато уж по свободно, извини-подвинься, наверстываем. Иначе откуда силе взяться?! А китайцы нам не пример. Не от хорошей жизни эту премудрость нм вдалбливают.
Олег повернулся лицом к стопке, закрыл глаза. Там, внизу, все еще обсуждался китайский вопрос. Говорили о бесчинствах хунвейбинов, чьими руками изменившее марксизму руководство Китая расправлялось со старыми партийными кадрами; истинными марксистами-ленинцами. Вспомнили события на острове Даманском... Олег уже различал их по голосам. Тот, интеллигентного вида пожилой мужчина, оказавшийся бригадиром полеводов одного из колхозов Марьинского района, как бы размышлял вслух: