Люди с опытам, знают, как важно для новичка выстоять, поверить в свои силы, возможности, увидеть свое будущее уже на первых порах. Заводчане сразу же узнали, что Пыжов водит меньшего сына на работу. В трамвае, по пути на завод, в бытовке, на пересменах заговаривают, посматривают на Олега, — оценивающе, похваливают: «Силен меншой Пыжов». А то Анька Сбежнева, подав под камеру коксоприемный вагон, иногда спросит: «Ну как, Тимофеевич, еще не сбежал сынаш?..» И тут же подденет: «Обставил тебя Пантелей со своей дочкой — в студентки вывел...» «Ладно, ладно, то еще не известно, кто кого обставит...» — отвечал Сергей Тимофеевич беззлобно. В разговор вклиняется Пташка — гордый, важно-снисходительный: «Ничего Тимофеич, наверстает и твой. Вот поднаберется ума на батарее».
С Пташкой и нынче ехали домой после смены. От него не отвязаться. Уже надоел разговорами о том, что в институте все не так, как в школе — и уроков нет, и лекции «парами» зовутся, и семинары какие-то... Светке уже и студенческий билет выдали, и скоро вообще переселится в Ютово — общежитие новое кончают. А пока — поездит. От них, мол, гораздо ближе добираться, чем, например, с Петровки, хотя это и район города.
Он сидел рядом с Сергеем Тимофеевичем, выкладывал все эти новости. А Олег тоскливо смотрел в окно. Он знал другое в Светкиной жизни, и то, другое, еще оставаясь скрытым, уже неотвратимо нависло над ним. И ОН думал, что в СЭМОМ ДЄЛЄ надо было уехать в Тюмень или еще на какую-нибудь стройку.
Припомнилась встреча после бесславного возвращения из Москвы. Светку очень расстроила его неудача. И сочувствовала ему. И успокаивала. Они тогда забрались далеко в степь на Аленкином мотоцикле. Светка визжала от страха, когда он развивал бешеную скорость, цепко обвивала его руками и тогда он забывал обо всем в предчувствии скорой близости с ней... Потом Светка жарко отвечала на его поцелуи... Только был и третий на этом свидании. Он, невидимый, властвовал над Светкой. Она тогда так и сказала: «Не обижайся, Олежка. Нельзя. Теперь для меня не ты главный. Мне о нем надо думать, о малыше...»
От этого «нельзя» Светка стала еще желанней и неприступней...
«Хорошая она, — думал Олег, вспоминая ее самоотверженность, решение все взять на себя, и то, как с ней всегда было просто и сладко. Он так же смотрел в окно, досадовал: «Ну и оставалось бы по-прежнему, так нет, дался ей этот ребенок...»
А Пташка, считая, что Олег все еще стыдится своего провала, подбодрил:
— Ты глаза не отводи. Со всяким может такое случиться. Я и то думаю: повезло Светке. Правда, девчонка не чета вам — бездельникам. Небось, все лето прокантовался на ставке, как мой Колька в минувшем году. Теперь вот — в армии вкалывает, а ты — у печи.
В трамвае полно заводчан, едущих домой со смены. Многие, слыша рассуждения Пташки, посмеивались, мол, и меду дает, и жало показывает. Сергей Тимофеевич молчал, хмурился. Олег уловил его недовольный взгляд, словно говоривший: что ж ты молчишь, когда тебя клюют?.. И он не удержался:
— А я, наивняк, считал, что в армии не вкалывают — служат Родине, — проронил он. — Между прочим, и у печей кто-то должен работать. Мне, например, нравится. К. рабочему классу тоже, знаете ли, приобщился. Или это плохо?
— Прищучил-таки старого, — усмехнулся Пташка. — Мо-ло-дец. — А самого задело, что этот мальчишка вот так отбрил его при всем честном народе, и он продолжил: — Только мы еще поглядим: брать тебя в рабочий класс или останешься «приобщенным». Оно ведь не то главное, что ты с лопатой у печи стоишь. Как стоишь! — вот в чем корень. Со смыслом или лишь бы день до вечера? И как думаешь! И какая у тебя душа!.. Многие к нам липнут. Посмотришь на иного: в спецовке рабочей, и специальность соответственно, а внутри — Семен Коряков... Или еще каким прохиндеем оборачивается. Нет, мы присмотримся, с батей твоим поглядим, правда, Тимофеич?
— А то как же, — отозвался Сергей Тимофеевич, пряча довольную улыбку — Олег показал-таки пыжовский характер. — Непременно.
Пташку привело в хорошее расположение духа и то, что за ним было последнее слово в разговоре с младшим Пыжовым, и покладистость Сергея Тимофеевича. Он благосклонно посмотрел на Олега, закивал:
— Ничего, сделаем из тебя рабочего человека. Настоящая закваска, она. чувствуется. У Тимофеевича в семье иначе и быть не может...
Пантелей Харитонович возвращался со смены довольный собой, жизнью. Все у него складывается, как нельзя лучше: на работе, дома, с детьми. А что еще нужно человеку для полного счастья! Вот и пела его душа.
Дома, застав заплаканную жену, застывшую у окна дочь. Пантелей Харитонович подумал, что поцапались его бабы, сразу же принял сторону жены: