Потом, смеясь, рассказывал отцу, как тетя Шура настоятельно советовала потребовать оплату за свою работу, как доказывала, что с нынешних пайков не очень-то растолстеешь.
Отец давал ему читать материны письма, в который раз спрашивал: «Ты написал ей?» Вспоминал, что Сергей уже послал ей не одно письмо и ответ успел получить, говорил виновато, озабоченно: «Такой объем, такие сжатые сроки... Никак не выберусь посидеть с тобой». Он пытался оставлять Сергея у себя на ночь. Но всякий раз безуспешно. Сергей находил всевозможные причины и к вечеру исчезал. Сыновняя любовь отступила перед другим, более властным, всесильным чувством — любовью к женщине. К ней бежал Сергей, к месту их еще юношеских встреч — на сырту у ветряка, теперь уже снесенного снарядом. Там ожидал он Настеньку и уводил к бабушке Мокеевне, в ее чистую теплую горенку. «Любитесь, детки, любитесь, — говорила старушка. — В настоящей любви нет греха. То ж только и вашего в этом балахманном мире». И оставляла их одних.
Вчера они расстались, как расстаются влюбленные на войне — с почерневшими от горя лицами. Что их ждет? Встретятся ли?.. Нет?.. Но осталась в душе у Сережки какая-то ликующая песня. И он увезет эту песню с собой. Остался вкус ее губ, запах волос, вся она — разная, необыкновенная: смущенная, тревожная, в слезах, искрящаяся улыбкой и та... со стыдливо прикрытыми глазами, какая потом будет тревожить его одинокие окопные сны.
Нынче приехал отец. Он что-то не в духе. Наверное, тоже переживает за него, Сергея. Прошел отпуск, зажила рана — и снова надо торопиться солдату в строй. Долги ли сборы. У него уже увязан заплечный мешок. Только они еще посидят перед дальней дорогой, как велит обычай, чтоб благополучно возвратиться под сень этого дома.
Тетка Антонида готовит прощальный стол, вздыхает, пересказывает и толкует весточку, полученную от Фроси.
— Пишет — пообвыклась уже. А я все не могу взять в толк: как с кротовой жизнью можно свыкнуться! Это ж страх один — под землей. Говорила ей — подъедь к дяде Тимофею. Може, мол, подсобит чем. Може, к себе определит на работу.
— Конечно, — вмешался Сергей, — В шахте и мужикам трудно,
— Так слухать же не захотела. Такая вот скаженная.
— Я думаю, она имела право так поступить, — проговорил Тимофей. И к сыну, будто между прочим, будто не боролся с собой прежде, чем высказать то, о чем в своем последнем письме умоляла Елена: — Есть возможность задержаться здесь в стройбате...
— И хорошо! Зачем под пули лезть? — подхватила Антонида. — Андрюшу... — Поднесла к глазам фартук.
Сергей сразу же подумал: «Настенька! Останусь с ней». И тут же устыдился этой мысли, хмуро сказал:
— Считай, батя, что я не слышал твоего предложения.
— Ну и глупо! — в сердцах сказала Антонида. — Что Фроська, что ты...
— А если все вот так?! — загорячился Сергей. — Нет уж, правильно в песне сказано: «И что положено кому, пусть каждый совершит».
Тимофей молча обнял его, потискал. Залегшая у переносицы складка расправилась, гордостью высветились глаза. Что ж, он выполнил слезную просьбу жены и... не ошибся в сыне. Ему ведь тоже страшно потерять свое дитя, но еще страшней узнать, что сын — трус и эгоист. Только напрасно он тревожился: к Сережке это не относится. Сын преподал хороший урок понимания своего места в общей борьбе.
Теперь только одно тревожило Тимофея. Дошло до него, что Сергей весь отпуск провел с разведенной женщиной. Как мужчина он может его понять и до некоторой степени оправдать: молодой, свободный, сильный, полон желаний, вот и нашел пристанище. Такие, которым уже терять нечего, сговорчивей, доступней. Кто же этого не знает! И дело вовсе не в их распущенности, как утверждают ханжи. Живому — живое. Сама жизнь так диктует... Но как отец Тимофей категорически против Сережкиных шашней. Ну, с этой, очевидно, все кончено. Уезжает Сергей. А как в дальнейшем себя поведет? Снова будет урывать, где плохо лежит? Ведь после такой школы случайных, беспорядочных связей разве сможет он хранить святость семейного очага! Значит, не исключено, что и от жены, своего друга, побежит на сторону? А это уже подлость! Это уже измена, с которой начинаются все другие предательства! Узнала бы Елена — не сдобровать им обоим. И в первую очередь ему, Тимофею. Не уследил. Теперь надо попытаться оградить сына от подобной будущности. Пусть Сергей впредь знает, чем все это может обернуться. Должен понять.