На следующий день Одинцов кинулся к Заболотному.
— Выручайте, Степан Мефодиевич. Поголовье теряем. Хотя бы пяток вагонов сена.
— Государство — не дойная корова, — строго заговорил Заболотный. — То, что могли вам дать, — дали. Об остальном умные хозяева заботятся сами.
— Вы же говори...
Последний слог Одинцов проглотил, съежившись под взглядом Заболотного. Услышал его ровный, невозмутимый голос:
— Создается впечатление, что вы, товарищ Одинцов, не оправдываете доверия партии.
— Простите, Степан Мефодиевич, — начал поспешно оправдываться Одинцов. — Не подумал я. Не подумал.
— Оно и видно.
— Извините, пожалуйста. Вы — как отец мне, Степан Мефодиевич, Ваше слово для меня — больше, чем закон. Все сделаю. Налажу...
— Вот это иной разговор. — Заболотный налил себе воды, не спеша выпил, промакнул свежим платочком губы, снова обернулся к Одинцову: — Прошляпил — теперь нажимай на председателей колхозов. Мужики — предприимчивый народ, должны выкрутиться. И не распускай слюни. Построже с ними, построже.
— Слушаюсь, Степан Мефодиевич, — по-армейски вытянулся Одинцов.
Он ушел от Заболотного в таком состоянии, вроде весь день таскал непосильные тяжести и, наконец, кончилась изнурительная работа, но еще напряжены нервы и болит каждая мышца.
И в то же время Одинцов был благодарен Заболотному за науку. Что ж, как нельзя кстати его подсказка. Есть у него, Одинцова, два человечка, два фронтовичка, которых в назидание другим можно поприжать. Комлов, конечно, уже спекся — угробил скотину. И тот случай присовокупить, когда пустил две коровы на мясо. С Круковцом сложней. Во всех хозяйствах падает скот. Только крутоярцы да Бурьяновка держатся. Ну, Шеховцов — мужик дошлый, как-то выкручивается. А вот Круковец... «Или очковтирательство, или еще каким-то противозаконным образом ловчит, — подумал Одинцов. — На этом и надо засечь. Тогда ему не сорваться». Вспомнил, что какой-то его опыт заинтересовал Рябушина. «Посмотрим, посмотрим на этот «опыт». И Одинцов приказал шоферу, минуя райцентр, ехать в Бурьяновку.
Мимо проплывала пустынная, малозаснеженная степь, сплошь покрытая густыми сухостойными травами. Чернели обдутые ветрами взгорки. И лишь ближе к человеческому жилью встречалась рябь пахоты. Постепенно однообразная дорога успокоила Одинцова.
Показалась Бурьяновка.
— К правлению, — коротко приказал Одинцов.
Круковца на месте не оказалось.
— Дэсь побиг. Як з цэпу зирвався. А за ным — правлинци, — сказала дежурившая у телефона колхозница. — Щось выришувалы видносно кормив. Скотыну ничым годуваты. То вжэ ж и галасу було! Он, щэ махра нэ розвиялась.
Одинцов помчался на ферму. Его встретил зоотехник, пропустил вперед, пошел следом.
— Много пало? — спросил Одинцов.
— Пока бог миловал, — отозвался зоотехник.
Коровы шумно вздыхали, провожали их печальными взглядами. Их, конечно, никак нельзя было считать упитанными. Но и совсем тощих Одинцов не видел.
— Кормите чем?
Зоотехник махнул рукой.
— Одно название, что кормим. Так... Поддерживаем. Хворост сечем, солому запариваем.
— Запариваете?
— А вон у нас «кормокухня».
Одинцов пошел в пристройку, увидел печь с вмазанной в нее вагонеткой. Одна скотница подбрасывала в печку кизяк, другая мелко секла на колодине ветки, бросала изрубленную массу в своеобразный котел с горячей водой. Женщины покосились на Одинцова, не прекращая работы.
— Голь на выдумки хитра, — продолжал зоотехник, — Успели вырезать в посадках молодые побеги, пока не прекратилось сокодвижение. Была в степи скирда старой соломы — перевезли к себе. Сенца того, что дали, подбавляли для запаха. Держались кое-как. А теперь — не знаю. Сено давно кончилось. Солому последнюю выбираем...
Одинцов возвратился в коровник. Шел, придирчиво рассматривая животных. Понял: опыт действительно ценный. В сложившемся положении...
— Ну а запаривание это что дает? — спросил не без иронии, стараясь скрыть и свою неосведомленность, и возникший интерес.
— Как же! — воскликнул зоотехник. — Размягчает. Придает лучшие вкусовые качества. Коровы охотнее поедают и лучше усваивают такой корм. Еще бы извести достать...
Одинцов закивал, будто все это ему давно известно.
— А Круковец где?
Зоотехник взглянул на часы.
— Время обеденное. Если нет в правлении — подъедьте домой. — Они вышли на скотный двор. — Во-о-он его хата виднеется. Соломой крытая.