Накануне отъезда Дмитрий Саввич весь вечер провозился со Славиком. Подняли такой тарарам, что пришлось вмешаться Валентине Сафроновне. Однако они и ее втянули в игрище. «Ну-ну, хватит! — кричала на них. — Расходились, как не перед добром...» Уходя из дому, Дмитрий Саввич привлек ее к себе, влюбленным взглядом обсмотрел лицо, поцеловал. «Что это ты? — удивилась она. — Прощаешься, словно бог весть на сколько уезжаешь». Он не хотел ее тревожить. Само собой получилось вот так. Перевел на другое: «Знаешь, Валюша, после возвращения будто впервые увидел тебя». — «Ну и что?» — «Да ничего особенного, — отшутился Дмитрий Саввич. — Просто обнаружил, что еще больше люблю...»
Теперь он сидел в приемной, ждал, когда подойдет его очередь. Нынче из-за двери кабинета Заболотного не доносились крики. Посетители выходили более или менее довольные. Дмитрий Саввич понемногу успокаивался, подумав, что и в самом деле попал на прием в добрый час. Слева от него шушукались двое. Дмитрий Саввич уловил: «Первый секретарь, говорят, вчера прибыл. Неботов...» Эта фамилия ничего не говорила Дмитрию Саввичу. Просто помнит: до войны первым секретарем был именно Неботов. Значит, возвратился... И сразу же Дмитрия Саввича охватило волнение. Ему пришло в голову, что надо немедленно отказаться от визита к Заболотному и попасть на прием к первому — свежему и, может статься, более объективному человеку. Однако он не успел прийти к окончательному решению — секретарша назвала его фамилию. Дмитрий Саввич перешагнул порог, остался один на один с Заболотным.
— А, это вы, — заговорил Заболотный, — Смотрю — знакомая фамилия. Дубров. Красивая фамилия. Да вот некрасиво как-то поступаете. Тот раз, помнится, хлопотали об освобождении подлеца-старосты. Сейчас вас не устраивают действия секретаря райкома. Ну садитесь, говорите, послушаю.
— Извините меня... — Дмитрий Саввич помедлил, как человек перед броском в бурный поток. — Об Одинцове, если пожелаете, гоже поговорим. По я снова пришел просить о Сбежневе. Произошла вопиющая несправедливость. Арестовали ни в чем не повинного человека.
Заболотный нахмурился.
— Сбежнев два года ходил по лезвию ножа, — упрямо продолжал Дмитрий Саввич доказывать невиновность Маркела, — ежеминутно рискуя своей жизнью и жизнью семьи. Он видел всю сложность и шаткость своего положения, допускал, что может быть арестован своими, и тем не менее не струсил, не отказался от смертельно опасной игры с оккупантами. Он верил так же, как верю я, в торжество правды!
— Вас оставляли для подпольной работы? Есть доказательства? Свидетели? — спросил Заболотный.
— Нет, не оставляли, но наша совесть...
— «Совесть...» — Заболотный хмыкнул. — Да сейчас знаешь, сколько вот таких самозванцев объявляется?
— Я ничего для себя не прошу! — воскликнул Дмитрий Саввич. — Я требую объективно разобраться в деле Сбежнева и вернуть ему доброе имя.
— Ну хо-ро-шо, согласился Заболотный, — быть по сему. Вашим делом займутся компетентные органы.
Дверь в кабинет отворилась. Заболотный поспешно вышел из-за стола, протягивая руку вошедшему, заговорил:
— Вот, Виктор Павлович, с трофейными вер разбираться приходится...
— Дубров?..
Дмитрий Саввич взглянул на этого, назвавшего его фамилию, человека — гладко выбритого, в роговых очках.. Он был во всем военном. Только без пистолета. Что-то смутно знакомое угадывалось в коренастой фигуре. Будто когда-то слышал этот голос...
— Дмитрий Саввич! — Незнакомец шагнул к нему, обнял, затормошил, — «Механик» мой дорогой, жив?! Да что ты так смотришь?..
«Это упоминание моей подпольной клички... эти глаза — лукавые, умные... Ну да, точно как у того бородатого мужичка, что приходил ко мне «на прием» из Песок, когда фрицы хозяйничали. Неужто?»
— Федот Гаврилович?.. Мозговой! Конечно, Мозговой! — обрадовался Дмитрий Саввич.
Заболотный смотрел на них, ничего не понимая.
— Узнал! Наконец-то узнал! — возбужденно выкрикивал Неботов. — Эх ты, подполыцик-конспиратор. Стоит сбрить бороду — и уже можно тебя провести!
Дмитрий Саввич счастливо смеялся. Все случилось так неожиданно! Он не придал значения тому, что с появлением этого человека Заболотный вышел из-за стола, назвал его по имени и отчеству, некогда сорвавшемуся с языка другого посыльного подпольного обкома — Сидора Михайловича. Не в его состоянии было это заметить. Естественно, не знал, какую должность занимает его знакомый в обкоме. Но ведь свидетель! Живой свидетель, который несомненно помнит Маркела и замолвит за него слово у Заболотного.