От ужаса у Ремеза дыбился загривок. И за стенами своего приюта, куда, наконец, добрался, не чувствовал себя в безопасности. Степаниды не было дома. Он быстро переоделся, прихватил документы, деньги. Отыскать золото, припрятанное женой, не удалось. Чертыхнулся в сердцах, заговорил с дочерью, избегая ее взгляда:
— Скажешь матери, Татьяна, что я уехал. Пусть не ищет, не шумит. Устроюсь — сам озовусь. Поняла? Так и скажи.
Не поцеловал, не приласкал на прощанье свое дитя. Кинулся к выходу. Страх гнал его от порога и этого пристанища, от семьи, вышиб из него все человеческое. Он уходил, еще не ведая куда, но уже зная, что никогда не вернется.
17
— Ну садись, Артем, садись, — говорил Неботов, радушно принимая Громова. — Смотался, значит? Быстро обернулся. — Они сблизились в подполье. После освобождения Донбасса вместе были направлены для активизации действий патриотических групп в промышленных центрах западных областей Украины. Когда дела на фронте пошли веселей и уже окончательно определился исход войны, их отозвал Центральный Комитет. Там сказали, что надо в самые короткие сроки восстановить разрушенную войной Всесоюзную кочегарку, как можно скорей дать стране уголь, металл. Неботов отправился в Югово сразу же, а Громову разрешил съездить в Караганду, куда, по имевшимся сведениям, была вывезена его жена. Теперь Громов возвратился. Причем значительно раньше, чем они оба рассчитывали. Неботов, естественно, был рад этому. — Надеюсь, удачно? — продолжал он. — Все утряслось, определилось?
— Определилось, — поспешно отозвался Громов. — Кстати, слышал сводку? В Крыму погнали врага.
— Да, Гитлер проиграл. Теперь вопрос лишь во времени.
Артем бодро проговорил:
— Ну что ж, Виктор Павлович, пора, наверное, и мне приступать к делу. Какие будут распоряжения?
— Прежде всего, устроиться. Надеюсь, привез жену? Очевидно, комнатушку подыскать надо? Быт, он, знаешь...
— Обойдусь. — Артем отвел взгляд, — Отказалась она от меня. Еще тогда... в тридцать восьмом.
— Извини, — тихо проронил Неботов, досадуя, что не заметил, как Артем уходил от этого неприятного для него разговора.
— Чего уж там... — Артем закурил. — Так или иначе, от тебя мне таиться нечего. — Пустил клуб дыма. — Может, оно и лучше..,
— А как же с сыном?
— Она ничего о нем не знает.
Неботов привычным быстрым движением руки подбил очки вверх, к переносице, внимательно посмотрел «а Артема, внушительно заговорил:
— Так вот, бери машину и поезжай в Алеевку. Помотайся по району, поспрашивай людей. Может быть, отыщешь след сынишки. Сколько это ему?
— Семь. Как раз семь в этом месяце. Если... жив.
— Вот и поезди. Поспрашивай. Такое мое распоряжение. А возвратишься — примешь промышленный отдел.
Артем нахмурился.
— Под начало твоего второго?..
— А что?
— Честно говоря, боюсь.
— Та-ак, — что-то прикидывая, протянул Неботов. Снова подбил очки. — Ладно, езжай. Потом поговорим.
Он проводил Громова до двери, и уже не сел за стол — медленно стал прохаживаться по кабинету. Думал о том, как тяжело должно быть сейчас Артему: затерялся где-то сын, ушла жена. Отказалась в самую трудную для него пору! «Может, оно и лучше», — сказал. Чего ж летел к ней, как на крыльях?.. Да-да. В такие, годы трудно начинать новую жизнь.
Два года он, Неботов, знает Артема Громова — с тех пор, как Маркел Сбежнев привез Артема, едва оправившегося после ранения, на главную базу подпольного центра. В Алеевский район, к железнодорожникам, Громову заказали дорогу — там могли опознать. Работал среди угольщиков. Как нельзя кстати оказалось, что вырос в шахтерской семье, сам в прошлом был горняком. Организовывал саботаж, диверсии на шахтах, где гитлеровцы пытались наладить добычу угля. По заданию Главного партизанского штаба вместе прыгали с парашютами к партизанам Волыни. Потом перебазировались на Львовщину... И всегда Артем был исполнительным, храбрым, мужественным, беспощадным к врагам. Не раз исключительная выдержка и хладнокровие спасали его от смерти. Никогда такого не было, чтобы Артем Громов испугался чего-нибудь. А тут, у себя дома, среди своих, и вдруг: «Боюсь». Боится, что не справится? Что сорвется? Или самого Заболотного? «Под начало твоего второго?» — спросил, нахмурясь. Похоже Заболотного.