— Что вы, Киреевна? Опомнитесь! Не сожгли меня. Наши успели вывезти.
— Ну да, ну да. — Киреевна гладила его большие руки, бессильно брошенные на стол, — Смертоньки все просила.
— Мучили?
— Измывались... Дыкин велел ее заарестовать. Той вчитель со школы: — пояснила, встретив непонимающий, растерянный взгляд Тимофея. — Начальником полиции он был.
Голова Тимофея клонилась все ниже.
— Да ты не печалься! — поспешила подбодрить его Киреевна. — Выручили Леночку. Выкрали у того аспида. Фросенька и Сеня Акольцев постарались Выкрали.
— Жива?! — Тимофей подхватился, затормошил Киреевну: — Где же она?!
Старушка охнула, взмолилась:
— Попусти, Тимоша. Душу вытрясешь. — Еле отдышалась. — Увел Леночку надежный человек. Ну да. Фросенька казала.
— Куда увел?
— То мне уже неведомо. Сначала ее Дмитрий Саввич пря тал. Доктор наш. А потом отправили с каким-то пришлым подпольщиком. Ну да. Ежли я, старая, не напутала, будто так Фрося казала. Да ты сходи к ней.
Не было у Тимофея возможности повидаться с Фросей. Обнял Верзилиху, поцеловал:
— Едва не убили вы меня, Киреевна. А теперь словно камень с сердца свалился. Хоть надежда какая-то осталась.
— Ну да, ну да. К надежным людям попала Леночка. К своим. Теперь уж ничего с ней не случится.
Тимофей спросил о Сереже, о Савелии Тихоновиче. Ничего не знала о них Киреевна. Не было еще поездов, стало быть, и почту не подвозили. Это позже надо ждать вестей, когда начнется регулярное движение. А пока он, Тимофей, первым ведет состав по отвоеванной земле. Впереди — лишь восстановительный поезд железнодорожных войск со взводом специалистов по путевому хозяйству. Ребята спешно ремонтируют местами поврежденную колею.
Истекло отпущенное Тимофею время. Он заспешил на вокзал, побежал. От калитки крикнул вышедшей на порог Киреевне:
— Поцелуйте за меня Фросю! Я ей напишу!
...Из окна паровозной будки всматривался Тимофей в Алеевку: разрушенные здания, груды битого кирпича, сгоревший пакгауз, убогие времянки там, где некогда были деповские цехи... Подумал о том, что снова придется потуже затягивать ремни — отстраиваясь, восстанавливая разрушенное. Знает Тимофей: трудно будет. И все же это не главная беда. Пройдет время — трудом обновится лик земли. Но уже не возвратить унесенные жизни. И сколько останется разбитых, искореженных, опаленных войной человеческих судеб!
Паровоз гремел, подминая под себя рельсы. А мимо, по кругу, словно на гигантской карусели, плыла изрытая окопами и рвами, захламленная противотанковыми ежами и надолбами, заросшая чертополохом и лишь кое-где возделанная земля; плыли обезлюдевшие села с черными плешинами пожарищ, печные трубы, одичавшие вишняки. Дальше к Гришино снова замаячили вдали синие терриконы, чаще стали попадаться обгорелые танки, разбитые орудия, останки самолетов. И могилы. На всем пути — могилы, могилы...
Тимофей уловил какую-то ненормальность в работе машины: она вроде обессилела. Глянул на манометр. Стрелка дрожала на отметке десяти атмосфер.
— Не упускай пар, — сказал своему помощнику, совсем молодому парню. — Держи, Валентин, на марке!
Тому даже обидно стало. Только что шуровал резаком — жара больше, чем достаточно, а механик... Намереваясь заглянуть в топку, толкнул рычаг дверки. В уши ударил пронзительный свист. В лицо пыхнуло горячим паром. Он в испуге отпрянул, упал в совок с углем, перевернулся и пополз на тендер, вообразив, что сейчас, сию минуту произойдет взрыв\
— Назад! — закричал Тимофей, уже поняв, какая на них обрушилась беда. — Назад, сукин сын!
Помощник неловко спустился вниз, со страхом косясь на отворенный зев топки. Теперь, когда механик приоткрыл сифон и пар выносило усилившимся сквозняком, он увидел, как из контрольного отверстия связи в правой стенке котла била горячая струя воды и пара.
— Сгребай жар на левую сторону, — распорядился Тимофей, — Быстрей! Быстрей!!!
Он мог потушить паровоз — загасить огонь в топке. Но еще в довоенную пору знал случаи, когда в подобные обстоятельства попадали паровозные бригады и умудрялись на перегоне глушить лопнувшие связи. А теперь тем более не видел иной возможности Ликвидировать аварию. Погасить топку, ждать, пока она остынет — значит закрыть, закупорить дорогу, ведущую к фронту, на длительное время вывести из строя локомотив.
Помощник скребком переместил жар, стал забрасывать его обильно смоченным углем. Это кочегар, по указанию Тимофея, почти весь совок залил Водой. Оба они — и помощник, и кочегар — вчерашние фабзайчата впервые попали в такой переплет.