К этому времени уже все знали о высадке союзников в Нормандии. Известие об открытии Второго фронта восприняли как с большим запозданием восторжествовавшую справедливость. Они, три тяжких года в одиночестве сражавшиеся против фашистской Германии и ее сателлитов, имели полное право быть сдержанными в проявлении чувств. А как же иначе. Уж тянули резину союзнички, сколько могли. Видно, невтерпеж стало — испугались, что заявятся на шапочный разбор, что без них Советская Армия доколотит фашистов. Заторопились. Где только прыть взялась, чтобы не опоздать к победному пирогу.
Именно так думали фронтовики. Конечно, им было легче от сознания, что где-то на другом конце Европы англичане, французы и американцы щиплют гитлеровцев, отвлекая с восточного фронта определенную часть живой силы и военной техники врага. Но обстоятельства приучили их надеяться лишь на себя. У них были собственные счеты к фашистам. И они шли к своей цели независимо от того, начали бы военные действия союзники но антигитлеровской коалиции или нет.
Так считал и Санька, готовясь к предстоящим боям. Некоторое время они находились еще на подступах к передовой, заняв исходный рубеж во втором эшелоне. Тут догнало Саньку отцовское письмо. Лишь на мгновение вспомнился старший лейтенант, предлагавший отказаться от отца, утверждавший, что он предатель. Промелькнул в памяти и исчез, как что-то вовсе не достойное внимания. Для Саньки гораздо важнее было лишний раз убедиться в своей правоте. Восторжествовала его сыновняя любовь, вера в отца. Прямое, мужественное письмо возвратило отнятую было у него гордость. Санька не маленький — понимает, что значит, будучи невинным, пережить такое обвинение, да еще в военную пору. А в письме — ни единого слова упрека, обиды и, казалось бы, естественной в данном случае озлобленности. Более того, отец даже рад, что прошел эту проверку, оправдывает ее, считает необходимой. «...По крайней мере, — писал он, — от этого выигрывает и государство, и человек, если он не сволочь. Теперь всем нам легче будет жить. Никто не посмеет указать на меня пальцем. Но, главное, вы, мои дети, можете прямо смотреть людям в глаза...» А чуть ниже: «...Все правильно, сынок. Проверка должна быть — тщательная, глубокая. Нужно лишить возможности пользоваться плодами победы недостойных, тех, кто служил врагу. Это справедливо хотя бы ради светлой памяти павших. Только надо, чтобы вершили правосудие чистые руки и светлые головы...».
Нс стоит и говорить, как отцовское письмо обрадовало Саньку. Сам-то он писал из запасного полка, сообщив домой новый помер полевой почты. Пока оно дошло, пока отец собрался отписать, пока ответный треугольник гнался за Санькой, пока письмо плутало в белорусских лесах, вон сколько времени прошло. Зато попало к Саньке в самый раз — надвигались события, когда солдату особенно необходима крепость духа.
В третью годовщину с начала войны развернулось генеральное наступление, имеющее целью разгромить врага в Белоруссии. Санька и его товарищи по Первому Белорусскому фронту с боями двинулись на Паричи, преследуя отступающего противника. О, в подобном деле Саньке еще не приходилось участвовать! Едва забрезжил рассвет следующего дня, опережая пехоту, вперед вырвались конница и механизированные части. Заболоченные участки превратились в непролазное месиво, в котором увязали даже мощные тягачи. И тогда не только саперы — все находящиеся в этом районе подразделения начали валить лес, настилать бревенчатую дорогу, потому что любое наступление обречено на провал, если вовремя не подтянутся тылы, если прекратится питание фронта всем необходимым.
Стремительными действиями была окружена и разгромлена жлобин-бобруйская группировка врага всего за каких-то пять дней. Санька и его товарищи охватывали Бобруйск с юго-востока. Оказавшийся в «котле» противник сопротивлялся всеми силами. На него обрушился артиллерийский шквал. Лавина за лавиной выходили на цель бомбардировщики и штурмовики... Огромными дымными факелами пылали разбитые танки, автомашины противника, цистерны с горючим. В ночи полыхали пожарища, и в их сполохах метались черные тени обезумевших гитлеровцев. Сила раздавила силу.
Какие же разительные перемены произошли, пока он, Санька, учился! Как возросла мощь армии! Войска трех Белорусских и Первого Прибалтийского фронтов одновременно вели успешные боевые действия, расчленяя, дробя и уничтожая соединения гитлеровцев, входящих в группу армий «Центр». Газеты, листовки сообщали об освобождении множества населенных пунктов. Наступление нарастало, ширилось, проникало все глубже в расположения противника. Уже в самом начале июля был освобожден Минск и окружена основная группа соединений четвертой немецкой армии в количестве более ста тысяч солдат и офицеров. Москва салютовала доблестным войскам, изгнавшим врага из столицы Белоруссии. А Санька в эго время наступал на Слуцк. Потом полк сместился еще южнее, на левое крыло фронта, войдя в ударную группировку, нацеленную на Ковель.