Другая воспитательница, Ольга Васильевна, была моложе Тамары Петровны и не была такой строгой. Но и ей, скорее всего, рассказали про бойкот. Илона как-то подошла к ней и робко заглянула в глаза. Но Ольга Васильевна сделала вид, что торопится куда-то, и, развернув Илону, легонько подтолкнула в спину: «Иди играй!» И ни о чем не спросила. А ведь раньше всегда улыбалась ей и ласково прижимала к своему боку. Сердце у Илоны сжалось. Она побрела в раздевалку и села на низкую скамейку, на которую обычно садились ребята, когда обувались. А за ней – Тарасов.
– Ну что, ябеда? Нажаловалась?! Предательница! Таких, как ты, предателей в войну с немцами расстреливали!
И он стал изображать расстрел. Указательным пальцем целился ей прямо в голову. Илона закрылась руками. Конечно, палец не выстрелит, но все равно страшно. И камня рядом нет. Тогда она изо всех сил сжала рукой деревянный край скамейки. Борька подскочил к ней и дернул за волосы. Не больно, но обидно. А мальчишка продолжал:
– Вот сейчас надаю тебе, и ничего мне не будет. Знаешь, кто у меня отец? Самый главный в милиции! Поняла?
Илона молчала. Отец у Борьки, действительно, был грозным и толстым. Когда он приходил за сыном, такой строгий, в форме, ребята боялись даже нос высунуть из групповой. Хотя чаще всего Борьку забирала из детсада мама. Илоне Борькина мать нравилась. Худенькая, стройная и красивая. Глаза у нее были удивительно добрые, но взгляд кроткий и беспомощный, как у бездомного котенка, которого однажды Илона обнаружила в сарае. Пока бегала к маме спросить разрешения взять котенка домой, он подевался куда-то. Наверное, собак испугался. Папа сказал, что это к лучшему. Мол, котенок бездомный и вшивый. Зачем только папа воспитательнице ее тайну рассказал?! Ведь несколько раз спросила: «Не скажешь никому?» И он кивал, соглашался.
А Борька между тем все не отставал:
– Запомни: я самый сильный в группе!
– А вот и не самый! – не сдавалась Илона. – Лёня Тузов сильнее тебя!
– Ха! – продолжал хвастать Борька. – Нашла сильного! Да он, как мой папа говорит, рыхлый весь. Я его, если захочу, могу одним пальцем на пол завалить. Показать?
Сказать было нечего. Лёня, действительно, был по сравнению с Борькой словно ватой набит. И даже ходил медленно, будто ему было лень передвигать свои толстые ноги. К тому же очень не хотелось, чтобы Борька Лёню на пол завалил.
– Запомни, Гагара! – доверительно прошептал ей Борька, оглядываясь. – Я даже воспитательницы не боюсь.
Это было правдой. Тамара Петровна редко делала Борьке замечания. И никогда не тащила за ухо в угол, как других ребят. Просто грозила пальцем: «Папе скажу!» Лицо у Борьки сразу становилось каким-то кислым. Он на глазах сдувался, как проткнутый иглой резиновый шар. Тамара Петровна отца Борькиного обожала. В его присутствии воспитательница на глазах превращалась в царевну. Ни с кем из родителей она не разговаривала таким ласковым голосом.
– А чего это ты, Гагара, в раздевалке сидишь? Своровать что-нибудь хочешь? – все не мог успокоиться Борька. Говорил, а глаза у самого смеялись.
Илона покрутила пальцем у виска и тихо попросила:
– Отстань ты от меня! Слышишь? Прошу как человека.
– А ты получше попроси! – откровенно издевался он над ней.
– Это как?
– Поцелуй!
– Тебя?! – в ужасе сморщила лицо Илона.
– Тогда на колени встань! – быстро переиграл Борька.
– Злой ты! – глядя прямо ему в глаза, выкрикнула она. – Вырастешь и будешь бандитом! Будешь людей мучить!
– Глупая ты! – сплюнул ей под ноги Борька и, насупившись, наконец удалился в групповую.
Фильм закончился. Но врач не уходила. Стала ласково гладить Илону по руке. И она снова заговорила.
– Знаете, у меня в детстве были две любимые сказки: «Красная Шапочка» и «Гадкий утенок». Красная Шапочка поражала своей смелостью. Ведь она не побоялась даже Волка! И бабушку спасла. А «Гадкий утенок» – эта сказка про меня. Всегда считала себя на него похожей. Такой же угловатой, неумелой и некрасивой. В детстве просила маму читать эту сказку много раз. Та удивлялась и говорила: «Ты же эту сказку уже давно наизусть знаешь!» Но я упрашивала так слёзно, что она снова начинала читать. А когда мама уходила, я плакала, зарываясь лицом в подушку. Потом слезы кончались, и я принималась мечтать о том времени, когда превращусь наконец из гадкого утенка в прекрасного лебедя. И все откроют рты от восхищения. Все! Даже Борька! Нет, красивой я стать не хотела. И на то были причины…