Юра Дергунов (на такое другой Юра никак бы не решился!) вдруг поцеловал ее белое, тонкое запястье и зашептал в темноте:
— Ваша внучка, она замечательна… Я прошу передать ей наше восхищение…
А восхищение осталось у обоих надолго. Было ли то ожидание чуда, которое вызывает подлинная красота, дарит настоящая музыка и умные глубокие стихи?.. А может, занималась рассветным таинством любовь.
А МНЕ ВЕЛИКОЕ ЖЕЛАННО…
И все-таки крутой, с нелегкими виражами, была его дорога к небесному океану.
Оказалось, твердо знать правила самолетовождения, хорошо чертить схемы — этого мало. Научиться спать по два часа, чтобы на рассвете быть на аэродроме — тоже мало.
Это случилось в Саратовском аэроклубе…
Исполнение первой мечты о самостоятельном полете без инструктора чуть не обернулось поражением: он испугался земли, соприкосновения с ее твердостью. Приземление не получалось. Как только замирал шум мотора и ветер переставал свистеть в ушах, он терялся… Получалось все: и плавный взлет, и сложные виражи. А как только приближалась земля — вдруг наваливался этот гнетущий страх. Он сковывал по рукам и ногам. Узнал об этом начальник летной части аэроклуба Константин Филимонович Пучик. Расстроился. На следующий же день пошел на летное поле, «случайно» встретил Гагарина.
И верно, совсем еще мальчишка, а глаза — такие хорошие, вдумчивые. Паренек улыбнулся. И все решила эта улыбка: обаятельная, чуть застенчивая. Аккуратный, подтянутый, он покорил Пучика, и тот подумал: «А поди, нелегко ему… Хорошо держится паренек, Видно, гордый. Не гнется, чтобы разжалобить… Да что б мы из такого не сделали летчика?!»
Не знал Пучик того, что не клеилась у курсанта посадка по иным причинам. Не хватало Гагарину времени для тренировок. И аэроклуб, и работа над дипломом — так вот все подоспело сразу. Среди тех, кто в последние дни мая отправился в летный лагерь, раскинувшийся под Саратовом в дубовой роще, курсанта Гагарина не было. Тему диплома он выбрал сложную — разработка проекта литейного цеха крупносерийного производства на девять тысяч тонн литья в год. Ночами чертил схемы, делал сложнейшие расчеты, бился над неожиданно всплывшими вопросами подготовки кадров для «своего» цеха. Все он привык делать обстоятельно и до конца.
Здесь, в Оренбурге, увидел мемориальную доску на одном из домов, где останавливался Александр Сергеевич Пушкин, и на следующий день рылся в библиотечных каталогах, чтобы самому досконально дознаться: сколько времени, почему жил поэт в этом городе, почему он хотел написать книгу о Пугачеве, а заодно впервые узнал, что река Урал называлась тогда Яиком. И тут же с ходу перечитал наново «Капитанскую дочку». Да, он во всем ценил основательные знания. Много позже, в Швеции его пригласили посетить один из заводов фирмы «Эриксон». На завтраке, устроенном в его честь, представитель фирмы сказал, что до революции заводы Эриксона были в России. Гагарин тут же спокойно, достойно ответил ему: «Да, я читал, что в Петербурге был когда-то завод фирмы «Эриксон». Рабочие этого завода активно участвовали в революции».
Вот и теперь корпел до глубокой ночи над чертежами и книгами, старался не думать о том, что там, в Дубках, друзья, наверное, уже летают, а он с каждым днем все больше отстает от них. Но он решил твердо: «Сейчас главное — диплом, потом наверстаю все упущенное в аэроклубе».
Выпускник Саратовского индустриального техникума Юрий Гагарин из тридцати двух оценок по всем предметам получил только одну четверку, все другие — пять.
Ему вручили диплом с отличием. В тот же день, только выкупавшись в Волге, он уехал в лагерь аэроклуба.
…Пучик попросил подняться в воздух Великанова. Курсанты уважительно поглядывали на его Золотую Звезду. Он увидел на взлетном поле ладную мальчишескую фигурку и то, как подобралась она, точно сжатая пружина, — захотелось подбодрить парня, расслабить напряженное ожидание. Рассмеялся:
— Ну и денек нам выдался… Славный денек!.. Покатим сейчас. Земля, брат, должна внушать доверие… Это главное. Понял?
— Понял.
— Не думай, что я первый это говорю. Про это сказал еще Антуан де Сент-Экзюпери. Читал?
Не знал тогда Юра ничего про человека с таким мудреным именем и сказал, как всегда, прямодушно:
— Некогда мне читать про всяких монахов и герцогов…
Великанов разразился добродушным и заливчатым смехом.
— Ну, брат, знал бы знаменитый летчик, как ты его в монахи записал!..
Гагарин пытался выправить положение:
— На летчика такая фамилия никак не похожа. Очень уж длинная… Не то что Чкалов, Каманин, Маресьев.
— Так вот, непременно прочти про этого самого «монаха». Запомнил имя?
— Запомнил.
— А теперь полетели.
И они пошли и самолету.
Машина легко оторвалась от взлетной полосы, набрала высоту, Великанов спокойно, даже чуть ворчливо говорил:
— Кто тебе сказал, что ты не чувствуешь самолета, хотел бы я это знать?.. А теперь иди на посадку.
— Может, рановато?
— А со скольких метров ты пойдешь?
— Хотя бы с восьми.
— А сколько, по-твоему, сейчас?
— Около того.
— Ну давай…
Знал, что курсант немного ошибается, но сейчас главным было другое. Нужно вселить в него уверенность, что он может решать все сам, что он с этой машиной — одно целое.
Впервые Гагарин сел легко, плавно, точно. Как же, оказывается, упоительно самому коснуться этой чудесной твердой земли!
Потом взлетели еще. Великанов знал, что сегодня лучше перехвалить за удачу, и сказал:
— Ты, брат, просто прирожденный летчик, понял? А теперь сделай глубокий вираж…
Курсант обрадованно вспыхнул:
— Я левый тоже попробую сделать.
Почувствовал, что Великанов уверен в нем.
Старенький «ноль шесть» не подвел, шел устойчиво, правда, на правом глубоком вираже чуть-чуть зарылся и увеличил крен, но он вовремя сбавил скорость.
На земле Великанов дружелюбно сказал:
— Левый вираж получается лучше. В правом нет чистоты, нужно еще отрабатывать.
А Юрий вдруг почувствовал радостное доверие к своему крылатому другу и попросил:
— Разрешите повторить? Только одному.
— Повторяй, повторяй… Теперь тебя с аэродрома никакой силой не вытянешь.
Уж никого не было на взлетном поле, а Юрий до самых сумерек мыл свой Як-18, натирал его до зеркального блеска, приговаривая доверительно:
— Знаешь, дружище, ты уже все-таки многому научил меня.
В конце лета они сдавали выпускные экзамены. На зачете по технике пилотирования Мартьянов первым представил Юрия Гагарина. И он выполнил всю программу так, что ни у кого не было сомнений: будет летать!
Совет Великанова почитать Экзюпери он помнил, а вот времени на это долго не находилось. Только теперь, в один из выходных дней, он пошел в библиотеку училища. Сказал библиотекарю точно так, как услышал когда-то от Великанова:
— Антуан де Сент-Экзюпери.
Девушка почему-то сократила необычно и красиво звучащее имя:
— Экзюпери? А что вам? Биографию? «Землю людей»? «Маленького принца»?
— Все, мне нужно все…
— Сразу?
— Да, сразу нужно.
Девушка вынесла зачитанные книги. Гагарин с огорчением подумал, что сотни людей уже знают про этого Антуана…
Он уселся за чтение сразу после завтрака. Обедал кое-как, почти ни с кем не разговаривал, чтобы не расплескать радость общения с новым другом. И опять ушел в библиотеку.
Почти целый месяц он говорил ясноглазой девушке:
— Экзюпери.
Ему нравилось произносить самому так быстро это имя.
Как-то вечером он попросил:
— «Маленький принц»…
— Но «Маленького принца» вы уже брали в прошлый раз и в позапрошлый тоже, — удивилась библиотекарь.
— Прошу повторить, — так и ответил «повторить». А поскольку девушка не просто отсиживала положенные ей часы, а вкладывала в свою работу душу, то с этой минуты она зачислила его в то племя книголюбов, к которому принадлежала и сама. Как умела, она теперь деликатно подсказывала этому курсанту: если он еще не читал повестей Чехова, то она очень советует взять книгу сегодня же.