Цезарь произнес похвальную речь в честь умершей матроны. Процедура вполне соответствовала римской традиции. Светоний, сообщая подробности об этой речи над усопшей Юлией, уточняет, что Цезарь так сказал о предках ее и своего отца:
— Род моей тетки Юлии восходит по матери к царям, по отцу же — к бессмертным богам: ибо от Анка Марция происходят Марции — цари, имя которых носила ее мать, а от богини Венеры — род Юлиев, к которому принадлежит и наша семья. Вот почему наш род облечен неприкосновенностью, как цари, которые могуществом превыше всех людей, и благоговением, как боги, которым подвластны и самые цари.
Во время погребения тетушки Цезарь решился на неслыханное дело, о чем нам сообщает Плутарх.
Он не только произнес на форуме блестящую похвальную речь умершей, но и осмелился выставить во время похорон изображения Мария, которые были показаны впервые со времени прихода к власти Суллы, так как Марий и его сторонники были объявлены врагами государства. Некоторые подали голос против этого поступка, но народ криком и громкими рукоплесканиями показал свое одобрение Цезарю, который спустя столь долгое время как бы возвращал честь Мария из Аида в Рим.
Чтобы добраться до власти раньше положенного срока, нужно было сломать старые традиции. Это дело начали до Цезаря: Гая Мария вопреки законам избирали консулом несколько лет подряд, Гней Помпей за свои заслуги получил триумф, не будучи консулом. Цезарь продолжил расшатывать столетние устои, не гнушаясь никакой мелочью. Даже смерть любимой жены он использовал для этих целей.
Держать надгробные речи при погребении старых женщин было у римлян в обычае, в отношении же молодых такого обычая не было, и первым сделал это Цезарь, когда умерла его жена. И это вызвало одобрение народа и привлекло его симпатии к Цезарю, как к человеку кроткого и благородного нрава.
Цезарь достиг некоторых успехов в карьерном росте: в 65 году до н. э. его избрали эдилом — на два года раньше, чем полагалось по возрастному цензу. И он продолжил политику поддержки марианцев — разгромленных, униженных, влачивших жалкое существование, но представлявших большую часть граждан Рима. Эти акции позволили и спустя два тысячелетия судить о Цезаре как о вожде демократии, и даже марксисты считали его своим человеком, который боролся с ненавистными богачами и аристократами. Впрочем, он и был своим для любителей различных революций, точно так же использовавших низменные инстинкты толпы, чтобы добиться власти. Пожалуй, Цезарь делал все это лишь более виртуозно; он неторопливо выращивал в обществе нужный слой людей, — который в определенное время пойдет за вождем куда угодно и против кого угодно; который ради Цезаря сметет прежнее государственное устройство и законы и будет думать, что поступает правильно.
Однако послушаем, как описывает Плутарх процесс создания Цезарем оппозиции древнему сенату.
Чтобы вновь укрепить и повести за собой марианцев, Цезарь, когда воспоминания о его щедрости в должности эдила были еще свежи, ночью принес на Капитолий и поставил сделанные втайне изображения Мария и богинь Победы, несущих трофеи. На следующее утро вид этих блестевших золотом и сделанных чрезвычайно искусно изображений, надписи на которых повествовали о победах над кимврами, вызвал у смотревших чувство изумления перед отвагой человека, воздвигнувшего их (имя его, конечно, не осталось неизвестным).
Слух об этом вскоре распространился, и римляне сбежались поглядеть на изображения. При этом одни кричали, что Цезарь замышляет тиранию, восстанавливая почести, погребенные законами и постановлениями сената, и что он испытывает народ, желая узнать, готов ли тот, подкупленный его щедростью, покорно терпеть его шутки и затеи. Марианцы же, напротив, сразу появившись во множестве, подбодряли друг друга и с рукоплесканиями заполнили Капитолий; у многих из них выступили слезы радости при виде изображения Мария, и они превозносили Цезаря величайшими похвалами, как единственного человека, который достоин родства с Марием.
По этому поводу было созвано заседание сената, и Лутаций Катулл, пользовавшийся тогда наибольшим влиянием у римлян, выступил с обвинением против Цезаря, бросив известную фразу: