В зале сидели крестьяне из разных волостей. Аркаша наблюдал за их реакцией на Женькины слова. Некоторые относились к ним скептически, даже с усмешкой. Другие – настороженно, словно не знали, верить им или нет. Но большинство депутатов все-таки, слушая Женьку, согласно кивали головами. Да еще бы им не кивать! Ведь в декретах, которые обсуждались на съезде, прописано все то, о чем мужики давно уже мечтали.
– Советское рабоче-крестьянское правительство, – говорил Гоппиус, – предлагает всем народам и всем правительствам воюющих стран немедленно объявить перемирие, для того чтобы начать переговоры об окончании войны. Мир нужно заключить быстро, и, как в декрете записано, без аннексий и контрибуций.
– А я вот интересуюсь, что за нексии такие? И эти, как их, – котри, кобри… Тьфу ты, не выговоришь даже. Ну, в общем, трибуции эти? – прервал выступающего сидевший позади Аркадия и Андрея мужик. – Вернусь домой, люди спросят, что за звери такие, а я и не знаю. Нам-то от них хуже не будет?
– Я вам сейчас все расскажу, – ответил Гоппиус. – Только вы сначала назовите свои имя, фамилию, скажите, какую волость представляете.
Он повернулся к девушке, сидевшей за небольшим, стоящим возле стены столиком, и попросил ее:
– Люда, запиши вопрос.
Девушка – она исполняла обязанности секретаря съезда – кивнула и, придав своему юному личику самое серьезное выражение, начала что-то писать на лежащем перед ней листке бумаги.
Аркаша обернулся, чтобы рассмотреть задавшего вопрос делегата. Им оказался пожилой, седовласый крестьянин с густой, такого же цвета, как и его волосы, бородой, которая книзу резко заострялась, из-за чего приобрела форму равнобедренного треугольника.
– Из Нового Усада мы, – ответил Гоппиусу тот. – Фамилие мое Белогузов, а зовут Митрофан Ильич.
– Так вот, Митрофан Ильич, хуже уж точно никому не будет, – заверил мужика и всех делегатов Женька и бодро, как хорошо заученный урок, растолковал значение непонятных им слов:
– Аннексия – это захват одним государством территорий другого государства, а контрибуция – это платежи, которые налагаются государством победителем на проигравшее в войне государство. Именно такой лозунг: «Мир без аннексий и контрибуций» – выдвигает на сегодняшний день партия большевиков.
– Правильный лозунг, – одобрил Белогузов, – только все равно не совсем понятный.
– Так что же вам еще не понятно? – растерялся Женька и даже слегка покраснел.
– Вот ты говоришь, без нексий этих…
– Аннексий, – поправил крестьянина Гоппиус.
– Да, один черт, – отмахнулся тот. – Не в названии дело. Как с землей-то будет, которую немец уже захватил? Он обратно ее отдаст, или как?
Женька покраснел еще больше и сделался похожим на ученика, не сумевшего ответить на дополнительный вопрос преподавателя. Аркаша даже почувствовал за него некоторую неловкость. Но Гоппиус быстро собрался и ответил старику:
– Этот вопрос будет решаться на переговорах о мире между правительствами всех заинтересованных стран. А для нас что сейчас самое главное? Прекращение надоевшей всем войны. Вы ведь хотите, чтобы она поскорее кончилась?
В зале раздался одобрительный гул, хотя вопрос был адресован только пожилому крестьянину.
– Ну, кто ж этого не хочет, – согласился с залом и Митрофан Ильич. – У меня у самого младшенький четвертый год воюет.
– Так тем более, – подвел итог Гоппиус и перешел к другому, не менее важному вопросу:
– Ну, а теперь обсудим Декрет о земле. «Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа» – так начинается этот важнейший для всех вас документ.
И тут Женька все по полочкам разложил. Получалось, что согласно новому декрету, все земли, принадлежавшие раньше царской семье, а также все помещичьи, церковные, монастырские земли вместе со всеми постройками, скотом и инвентарем будут конфискованы и безвозмездно распределены между крестьянами. При этом, земли рядовых земледельцев конфискации не подлежат.
Аркаша слушал, что говорил Гоппиус, и ушам своим не верил. Весной, после февральской революции, в уезде были случаи, когда мужики самовольно захватывали помещичьи земли. Кое-кому подобное самоуправство сходило с рук, но чаще всего за это наказывали. В любом случае, такие действия считались незаконными – об этом и в газетах писали. А тут – нате вам: забирайте все, делите, пользуйтесь! И ничего вам за это не будет, потому что все по закону. Новая власть дает добро.