В голове стоял шум, перед глазами мелькали красные круги, а на душе лежал тяжелый камень, такой тяжелый, что даже лишал его возможности двигаться.
Станко плелся, словно побитый. Он еще не вполне осознал, что с ним произошло.
Солнце садилось. Вокруг него кружились комары, щебетали, чирикали, свистели птички. И среди всего этого великолепия медленно опускалось солнце, обрамленное никогда не повторяющим своих красок багрянцем.
Станко, который никогда не забывал полюбоваться восходом и заходом солнца, первый раз ничего не замечал.
Он брел домой медленным, ленивым шагом.
Люди труда рано ужинают, рано ложатся спать, чтобы назавтра чуть свет взяться за работу.
Отец встретил его упреком:
— Каждый день гулянки! Ни разу не пришел домой вовремя, как твои братья. Всегда ждем тебя…
Станко молча опустил голову.
— Парни! Парни! Все бы им глаза на девушек пялить! Не понимаю, что это за девушки! Нет, чтоб сказать им: «Поздно уж, ступайте домой!» — бушевал старик. — Все в мире перевернулось! Настоящего парня днем с огнем не найдешь! Мара, готово?
— Готово, отец! — ответила сноха.
Старик привстал, взял приготовленную свечу и зажег ее. Мара подала ему глиняное кадило с жаром. Он взял с полки крупицу ладана, прикрепил свечу к стене, сдул с угольков золу и бросил в них ладан. Поднялся голубоватый ароматный дым. Старик перекрестился.
— Во имя отца и сына и святого духа, аминь!
И он стал окуривать все и вся: свечу, себя и домашних — по порядку и старшинству. После этого началась молитва, в которой старик просил всех божьих угодников ниспослать его дому и домочадцам здоровье и всяческий успех. Он обращался и к добрым, и к злым духам: добрых просил помочь, а злых — покинуть его дом. Молился он долго; много времени прошло, пока старик, перекрестившись, сделал последний поклон. Потом он повернулся к домашним.
— Да хранит вас моя молитва! — сказал он ласковым и веселым, даже несколько крикливым голосом.
Молодые поцеловали отцу и матери руку и сели за ужин.
За ужином шел обычный домашний разговор. Говорили о молотьбе, которую нужно завтра начать.
— Дети, ради бога поторопитесь. Дел этой осенью невпроворот. Да и его вот надо женить. — И он показал рукой на Станко.
— Пора уже, — согласилась Петра, мать Станко.
Станко опустил голову.
— Самое время. Мы с Иваном уж так и ждем, что наши сыновья не сегодня-завтра взревут! Если не женим их этой осенью, то, поверь, они волками завоют.
Все засмеялись, один Станко даже не улыбнулся. Он только теперь прозрел, только теперь понял, чего хотел Лазарь. Он стрелял, чтоб убить его!
— Только вот не знаю, кого присмотрел этот сумасброд. Иван сказывал, что его Лазарь облюбовал дочку Севича.
У Станко кусок застрял в горле. Ему казалось, что кто-то схватил его за сердце и стал разрывать его на части — такую он почувствовал боль.
Он вскочил и выбежал из дому.
Его совсем еще детское сердце вдруг отравила ревность, сильная, жгучая, неуемная ревность. Итак, Лазарь стрелял, чтоб убрать его с дороги!..
И перед глазами встала жуткая картина: он мертв. Из головы хлещет кровь. Отец, мать, братья, невестки, племянники, племянницы — все плачут и причитают… Его опускают в черную яму. Лицо его обвивают холодные змеи. А наверху? Лазарь улыбается Елице; Иван сватает ее за своего сына, и она идет. Подходят к алтарю…
Станко взревел, словно раненый зверь. В душе его вспыхнул гнев.
Если б Лазарь сам сказал ему о своей любви или же Станко заметил, что Лазарь любит Елицу, он бы простил. Но Лазарь хотел убить его, чтобы забрать себе Елицу. Это один из самых тяжких грехов. Нанеси ему Лазарь любую обиду, отними у него все до последней нитки — он бы простил. Вспомнил бы детство, юность, дружбу, братскую привязанность и простил бы!
Но Лазарь хочет заполучить Елицу. И еще таким путем!
Нет, этого он простить не может!
Станко чувствовал, что ненависть делает его другим человеком.
Никакие доводы не в силах уже сдержать его; он жаждет только возмездия.
Станко был человеком своего времени. Вчера — сосунок, сегодня — хищный тигр; вчера — мирный пахарь, а сегодня — великий воевода. В одно мгновение он сделал выбор. Он поставил на карту все — и должен победить. Он не оглядывался на прошлое, не думал о будущем — он жил только настоящим. А оно твердило одно: «Убей Лазаря!»
«Да, я его убью, убью, как муху! Только дуну — и его не станет! Сейчас он для меня слабее муравья и легче пуха».