— Добрый вечер, дядюшка Верблюд!
— Бог в помощь!
Мельника звали Глиго́рие. Даже самому господу богу, наверное, было неизвестно, почему его прозвали Верблюдом; не потому ли, что он был так сутул, что походил на горбуна.
Удивительный это был человек. Жил замкнуто на своей мельнице, хотя имел в селе дом и усадьбу. На сельские сходки являлся редко и почти всегда молчал, но уж если начинал говорить, то было что послушать.
О нем ходили страшные рассказы. Говорили, что есть у него лодка и он на ней по ночам перевозит через Дрину путников. Чаще всего это турки. Если турок богат, то уж другого берега ему не видать. Многие турки из Шабаца и Боснии сбились таким образом с дороги и не вернулись домой.
С одинокими путниками он обычно справлялся сам. А если ехал какой-нибудь бек со свитой, то ему достойную встречу оказывали гайдуки.
Когда турки учиняли ему допрос, он прикидывался юродивым, дурашливо смеялся и рассказывал об уклейках и щуках, о птицах и жуках. Притом говорил с таким жаром и смеялся так заливисто, что туркам ничего не оставалось, как отпустить его с миром.
А он знал все. Знал лес, знал реку, знал все броды, знал гайдуцкие лежбища и зимовья — словом, все знал.
— Дядюшка Верблюд, как мне найти гайдуков? — спросил Станко.
— Гайдуков?
— Да.
— Гм! Гм! — пробормотал Верблюд. — Ты, сынок, поди, знаешь, что на мельнице их нет? Звезды на небе, рыба в воде, а гайдуки в лесу. У каждого свое место. Стало быть, если тебе нужны гайдуки, поищи их в лесу.
— А как я их найду?
— Откуда мне знать?
— Говорят, ты знаешь.
— Много чего говорят! Я не всезнайка. Все знает один бог! Ступай в лес.
Станко поник головой. Жернов молол зерно, а трещотка прибавляла шуму. Верблюд посмотрел на Станко из-под ресниц.
— Станко!
— Что?
— Ты и впрямь собрался в лес?
— Мне больше некуда идти! — сказал Станко, пожав плечами.
— Потом не пожалеешь?
— Нет.
— А знаешь, чья это работа?
— Знаю, Лазаря.
— А чья еще?
— Больше ничья.
— Вот видишь, не знаешь! Еще один человек, кроме Лазаря, приложил к этому руку.
На лице Станко отразилось удивление.
— Кто же?
— Э, сынок! Сам дьявол помогал ему. Чисто сработано — не подкопаешься!
— Скажи же ради бога, кто?
— Имей терпение, слушай все по порядку — я пока не научился говорить сразу по два слова. Ты еще сосунок и не можешь понять всей этой плутни. А я кой-чего и в книгах смыслю, хотя и не учился в монастыре. Вот в чем штука. Турку не сидится без дела, ему всегда подавай какое-нибудь занятие… Вот он и говорит: «Дай-ка я столкну Станко с Лазарем; из-за сыновей поссорятся отцы, а через тех все село». Понимаешь?
Станко был изумлен.
— Не-е-е понимаю!
— Я так и знал, что не поймешь. Ладно, потом разберешься. На сегодня хватит и этого. Грушу и Маринко Маринковича благодари так же, как и Лазаря, за то, что идешь в лес. Запомни!
— Откуда ты знаешь?
— Сорока на хвосте принесла. Ветер шепнул. Ты же сам сказал, что я должен все знать. Тебе ведь не наврали. Ищешь гайдуков… Сухой дуб знаешь?
— Знаю.
— Там… Сию же минуту отправляйся туда. Сейчас они в сборе. Скажи им, кто ты. Присмотрятся к тебе, испытают твою силу и ловкость и, если подойдешь, примут в отряд, а если нет, то выведут из леса. А теперь ступай!
— Прошу тебя, скажи мне… — начал было Станко.
Но Верблюд оборвал его:
— Уже сказал! Я и так чересчур разговорился. Лучше держать язык за зубами, потому что он, сатана, может голову с плеч снять. Это тебе не босиком ходить. Если ногу уколешь, можешь вытащить занозу, а не сумеешь вытащить, то наденешь носки, и никто твоей занозы не увидит. А уколешь язык… Однако ступай, ступай!
И он взял Станко за плечи и стал подталкивать к двери.
— Значит, говоришь, турок и Маринко?
— Они оба!
— Вина их не меньше, чем Лазаря?
— Еще больше! Это их козни. Теперь хватит?
— Хватит, спасибо! До свидания!
— До свидания!
И Станко вышел из мельницы.
Верблюд сел на чурбанчик, служивший ему и стулом и подушкой, подпер голову руками и погрузился в размышления… Огонь стал уже угасать, когда он поднял голову и сказал про себя:
«Сам дьявол простил бы их, а он никогда! Этот будет мстить им до седьмого колена!»
ЛЕСНЫЕ ЦАРИ
Станко в глубокой задумчивости шел по лесу. Под ногами его сухо хрустели ветки и шуршали опавшие листья. Он старался понять, при чем здесь Груша и Маринко. Как ни напрягал он свою память, все же не мог вспомнить, чтоб он их хоть чем-нибудь обидел: он даже ни разу косо не взглянул на них. Станко был скорее удивлен, нежели разгневан.