— Хорошо, Стоян.
— А теперь в дорогу!
— До свидания!
— Счастливого пути!
У воеводы точно гора с плеч свалилась. Все трое с уверенностью смотрели в будущее.
— С суши им нас не взять, будь их даже вдвое больше! — заговорил Чупич. — Со стороны Засавицы тоже. Если кто и попал в ловушку, так это они. — И, взглянув на товарищей, продолжал: — Охрана у нас сильная. Никто сюда не проникнет, разве что мухи или муравьи. Отдохните, если устали. Завтра… новый день и новая судьба!
Яков и Милош простились с ним и разошлись по своим палаткам.
Опять лил дождь, и равномерный стук капель о стенки палатки убаюкал воевод.
ЖЕСТОКИЙ БОЙ
День выдался сырой и дождливый; все небо затянули свинцовые тучи, из которых сыпался мелкий дождь.
Люди сбились у костров, чтоб хоть немного обсохнуть. Говорили осипшими, простуженными голосами; отяжелевшие веки так и норовили закрыть воспаленные глаза.
— Еще два таких денька, и плакал наш порох! — заметил один из повстанцев.
— Ей-богу, дождь зарядил надолго!
— Я спал в редуте, так вот вода меня разбудила.
— Я тоже проснулся в луже!
— О брат! Кто мог сказать, что через три дня так похолодает? — вздохнул кто-то из рудничан.
Вдруг послышался ружейный выстрел. Часовые, охранявшие укрепление, приблизились к редуту.
Лагерь пришел в движение. Разобрали ружья. Воеводы расставили своих людей и приказали приготовиться к бою.
Часовые спустились в редут.
— Идут? — спрашивали воеводы.
— Да. Все двинулись сюда. Слышите, как земля гудит! — отвечали часовые.
И действительно, словно из недр земных шел страшный грохот.
— Бедные турки! — смеялся Чупич, глядя на бледные лица воинов. — Думают запугать нас своим численным превосходством. Всегда они так! Мишар… Лозница. А потом бегут! Правду говорят: «Бой ведет не светлое оружие — бой ведет сердце героя».
И начал подбадривать своих людей.
Это возымело действие. Разговор оживился, глаза посветлели, а лица прояснились.
Показались первые вражеские ряды.
Чупич предвидел жаркую битву. Он знал, что турки постараются взять редут. Сердце его бешено колотилось, по телу пробегала легкая дрожь.
Все готово. Воины взяли на прицел по одному турку и ждут приказа. Пушкарь стоит возле пушки с зажженным фитилем и тоже ждет приказа, чтобы поднести его к затравке.
— Мужайтесь, братья! — кричал Чупич. — Не спешите! Поспешишь — людей насмешишь! Нет, врагу не войти так просто в нашу крепость — ведь у нас и вправду крепость, а не редут. Внимание!
Турки между тем приближались.
— Огонь! — приказал он пушкарю.
Пушка грохнула, и ядра разорвали турецкие ряды.
Началась бешеная пальба. Ружья щелкали, как кукурузные зерна на жаровне. Взметнулись кверху дымовые тучи. Загудело, загрохотало, зашумело в ушах, заиграли мускулы, воспламенились сердца.
Бой был поистине жестокий. Турки неслись к редуту как безумные и находили здесь свою смерть. Поляна возле редута сплошь усеялась трупами. Ружейный грохот перемежался со стонами раненых.
Турки отошли. Наступила тишина.
— Вот как я воюю! — воскликнул Чупич. — А теперь, воевода Яков, пусть твои люди займут передовую позицию.
Яков отдал приказ.
— А чтоб не прекращать огня, пусть те, что сзади, заряжают ружья.
Зарядили ружья. Каждый стрелок имел теперь по четыре-пять ружей.
— Как там турки? — спросил кто-то. — Не убежали?
— Нет. Готовятся к новой атаке, но мы их не боимся. Метко стреляйте! Замрите!
Разговор прекратился. Воцарилась гробовая тишина. Слышался только шелест листвы на деревьях.
И вдруг земля загудела.
— Конница! — сказал Чупич.
Он не ошибся. В бой вступила знаменитая турецкая конница, которая всегда наводит ужас на противника. Под каждым всадником арабский конь, рукава засучены, в руках — острые сабли, все молодцы как на подбор.
Точно безумные неслись они к редуту. Небо дрожало от конского ржания.
— Готовься! — приказал Чупич.
Пушкарь поднес фитиль.
— Пли!
Следом за пушкой запалили ружья. Опять пошел оглушительный грохот, опять глаза застелил туман, опять отчаянная схватка, схватка между небом и землей.
Не час и не два длилась эта битва. Всадники наступали. Дважды подходили они вплотную к редуту и каждый раз оставляли здесь множество трупов. Кто приблизился к редуту, тот уже не увидит гордой Боснии, не обнимет мать и сестру, не поцелует любимую.
Стоны раненых и ржание лошадей перекрывали грохот ружей. Таких кровопролитных сражений еще не знал свет. Никто из сидевших в редуте не видел столько кровавых тел.