Она рассмеялась.
— Ты должен научить меня по-китайски.
— Я попробую.
— Как будет «я люблю тебя»?
— У них нет слова «любовь», как у нас.
Она расстроенно нахмурилась.
— Как это грустно!
Анжелика порхнула к двери, отодвинула запор, послала ему воздушный поцелуй и исчезла в своей комнате. Задвижка с её стороны со щелчком встала на место.
Он не отрываясь смотрел на дверь, изнывая от желания. Потом его чуткое ухо уловило перемену в колокольном звоне: тот стал более настойчивым. Это напомнило ему: месса!
Сердце его сжалось. «Я и не подумал об этом, — о том, что она католичка. Мама не признает иной церкви, кроме англиканской: дважды по воскресеньям — под руку с отцом, и мы следом, друг за дружкой, — вместе со всеми добропорядочными семьями Гонконга.
Католичка?
Ну и пусть, я… мне все равно. Она должна быть моей», — сказал он себе; здоровая, жадная, пульсирующая боль в низу живота прогоняла острую резь из внутренностей.
— Я не могу иначе.
Этим днём четыре покрытых потом японских носильщика опустили окованный железом сундук на пол. За ними наблюдали три чиновника бакуфу, все очень низкого ранга, сэр Уильям, переводчики, офицер из армейского казначейства, меняла британской миссии, китаец по национальности, и Варгаш, который был приглашен присматривать за ним.
Все они находились в большом зале для приемов британской миссии, окна были открыты, и сэр Уильям с трудом удерживался от широкой улыбки. Очень церемонно один из чиновников извлек из складок кимоно причудливой формы ключ и отпер сундук. Внутри оказались мексиканские серебряные доллары, несколько тэйлов золота в брусках — весом около унции с третью — и несколько тэйлов серебра.
— Спросите, почему вся компенсация не выплачивается в золоте, как было условлено.
— Чиновник говорит, что они не успели собрать столько золота за такое короткое время, но это все чистые мексиканские доллары, законная валюта, и он просит вас дать ему расписку. — Слово «чистые» означало, что эти монеты не были подпилены или обкусаны кусачками — весьма распространенная практика, — чтобы сбыть их потом любому, кто недостаточно осторожен.
— Начинайте подсчет.
Лучась от счастья, меняла высыпал содержимое сундука на ковер. Его наметанный глаз тут же углядел обрезанную монету, Варгаш заметил ещё одну, и ещё. Их откладывали в сторону. Все глаза не отрываясь смотрели на ковер, на аккуратные, быстро растущие столбики монет. Пять тысяч фунтов были огромной суммой в те времена, когда оклад штатного переводчика составлял четыреста фунтов в год, из которых он ещё платил за жилье. Меняла получал сотню (правда, изрядный процент всего, что проходило через его руки, тем или иным образом прилипал к ним), слуга в Лондоне — двадцать фунтов в год, и не было ни одного свободного места, солдат — пять пенсов в день, матрос — шесть, адмирал — шестьсот фунтов в год.
Подсчет был быстро закончен. Оба менялы дважды проверили вес каждого маленького слитка золота, затем — вес каждого столбика обрезанных монет, потом, быстро щелкая костяшками счет, определили общую сумму согласно текущему курсу.
Варгаш подвел итог:
— Получается следующее, сэр Уильям: четыре тысячи восемьдесят четыре фунта, шесть шиллингов и семь пенсов с фартингом чистой монетой, пятьсот двадцать фунтов ровно золотом, девяносто два фунта шестнадцать шиллингов подрубленными монетами — итого четыре тысячи шестьсот девяносто семь фунтов, два шиллинга и семь пенсов с фартингом.
— Простите, восемь пенсов, масса. — Китаец поклонился и покивал головой, отчего затряслась его косичка, длинная и толстая. Эту маленькую, сохраняющую лицо поправку он сделал по предварительному соглашению с Варгашем, решив, что сумма, которую его португальский коллега вычел в качестве их гонорара — два с половиной процента или сто семнадцать фунтов, восемь шиллингов и шесть пенсов на двоих, — была меньше, чем та, которую выкроил бы он, но все же приемлема за получасовой труд.
— Уберите все назад в сундук, Варгаш, — распорядился сэр Уильям, — и выдайте им расписку. Сделайте в ней помету, что недоплата будет начислена к последнёму платежу. Иоганн, поблагодарите их и скажите, что мы ожидаем получения полной суммы, золотом, через девятнадцать дней.
Иоганн подчинился. Японский переводчик тут же начал переводить длинное заявление.
— Они просят об отсрочке, сэр, и…
— Никакой отсрочки. — Сэр Уильям вздохнул, отпустил остальных и приготовился скучать ещё час. Он закрыл уши и задумался о своём, но вдруг с удивлением услышал, как Иоганн сказал: