Шум волн проник в его сознание, и он посмотрел на море. Над головой прокричала одинокая чайка. Недалеко от берега горели штаговые огни их флагмана, стоявшего на якоре, и это развеяло власть воспоминаний, вернув его к действительности и заставив сосредоточиться.
«Какая ирония, что эта девчурка становится теперь крайне важной пешкой в Большой игре — Франция против Британии. Да, но такова жизнь. Отложить мне все до завтра или до послезавтра или сдать карты прямо сейчас, как мы договорились, Анри и я?»
— Ах, — говорила она, обмахиваясь веером, — я так счастлива сегодня вечером, Андре, ваша музыка дала мне так много, я вдруг снова почувствовала себя в опере, эти звуки уносили меня вверх и вверх, пока я не ощутила тонкий аромат Парижа…
Против своей воли он был зачарован. В чем тут дело? В ней самой или она просто напоминает мне, какой могла бы сейчас стать Мари? Не знаю, но так и быть, Анжелика, сегодня я оставлю тебя на твоем счастливом воздушном шаре. Завтра будет ещё не поздно.
Тут его ноздри уловили легчайший аромат её духов, «Vie de Camille», напомнив ему о флаконе, который он с таким трудом выписал из Парижа для своей мусуме Ханы — Цветка, — и внезапно охватившее его озлобление как вихрем смело все его благородные побуждения.
Поблизости не было никого, кто мог бы их слышать, Хай-стрит лежала почти пустынная в обе стороны. Но он все равно понизил голос:
— Мне очень жаль, что приходится говорить вам все это, но мне стало известно кое-что, о чем вы должны знать. Не представляю даже, с чего мне следовало бы начать, но… ваш отец посетил Макао несколько недель назад, он очень крупно играл там и проиграл. — Понсен заметил, как мгновенно побледнело её лицо. Его душа распахнулась навстречу ей, но он продолжал следовать плану, который они выработали с Сератаром. — Извините.
— Очень крупно, Андре? Как это нужно понимать? — Её слова прозвучали чуть слышно, он видел, как она смотрит на него широко открытыми глазами, напряженно застыв в тени здания.
— Он потерял все: своё дело, ваши средства.
Она охнула.
— Все? Мои средства тоже? Но он не может?
— Мне искренне жаль, но может и уже сделал. Закон позволяет ему это: вы его дочь, вы не замужем, не говоря уже о том, что вы несовершеннолетняя, он ваш отец и вправе распоряжаться и вами, и всем, что вам принадлежит, но вам, разумеется, это и так известно. Ещё раз извините, мне очень жаль. У вас есть какие-нибудь ещё деньги? — поинтересовался он, зная, что у неё не осталось ни гроша.
— Простите? — Она вздрогнула всем телом и постаралась заставить свой мозг мыслить ясно. Неожиданность, с которой ей открылось, что второй из её самых ужасных страхов стал теперь реальностью и достоянием гласности, в клочья разодрала тот столь тщательно свитый кокон, в котором она пыталась спастись. — Откуда… откуда вам известно все это? — запинаясь, пробормотала она, слепо ища руками какую-нибудь опору. — Мои, мои средства принадлежат мне… он обещал.
— Он передумал. А Гонконг — та же деревня, в Гонконге нет секретов, Анжелика, ни там, ни здесь ничего нельзя утаить. Сегодня я получил послание с нарочным из Гонконга, от одного из деловых партнеров. От него я узнал детали — он был в то время в Макао и видел всю катастрофу своими глазами. — В голосе его слышалась дружеская озабоченность, таким и должен был быть голос друга, но говорил он только половину правды. — Он и я… мы… нам принадлежат некоторые из векселей вашего отца, он брал у нас деньги в прошлом году и до сих пор не вернул. Новый страх пронзил её.
— Разве… мой отец не платит по векселям?
— Н-нет, боюсь, что нет.
С болью в сердце она думала о письме своей тетушки и теперь знала точно, что деньги, которыми ссудил её дядя, тоже не были возвращены, и он сейчас в тюрьме, потому что… «Возможно, он попал в тюрьму из-за меня, — хотелось закричать ей. Она отчаянно пыталась держать себя в руках, молясь, чтобы все это оказалось сном. — О Боже, о Боже, что же мне делать?»
— Я хочу, чтобы вы знали, если я могу помочь, пожалуйста, только скажите мне.
Её голос вдруг стал пронзительным.
— Помочь мне? Вы растоптали мой покой, если то, что вы говорите, правда. Помочь мне? Зачем вы рассказали мне все это именно сейчас, зачем, зачем, зачем, когда я была так счастлива?