Гайка
Ночь.
Луна, у тебя тихий грустный свет.
Опалесцирующие в глубине, тихо плывущие призрачные фантазии, наполненные счастьем, это именно то, чего я так жду. Нереальные, колышимые ласковым весенним ветерком ветви, тонкие паутинки проводов. Белесая дымка обволакивает, наполняет покоем, уверенностью и забвением.
Тук-тук.
И ещё тук-тук-тук.
Это не дятел. Это чужой, инородный, металлический звук, не настолько громкий, чтобы сразу разорвать сон, но тупой, навязчивый, цепляет как крючок, подсекает и начинает тянуть. Становится, нет, не тревожно, но как-то глупо и неустроенно, как-то неуютно и сиротливо.
Тук-тук-тук.
В окне, в свете луны виднеется тень, тёмный женский силуэт. Старушка-ведунья?
Тук-тук.
- Инна, пусти в дом. Мне холодно.
И тихонечко, жалобно-жалобно - плач младенца.
Тук-тук.
И ещё тук-тук-тук.
Звук вытягивает на поверхность. Судорожно глотаю воздух, вслушиваюсь не открывая глаз.
Тук-тук.
Блин, вот же дятлы привязались. Именно, что дятлы, и именно, что привязались. Сидят сейчас за частоколом изгороди и осторожненько дёргают за нитку.
Тук-тук.
Гайка ударяет именно в то место, где рама стыкуется со стеклом, поэтому и звук получается отменный - глуховатый, инородный, нездешний.
Ведьма появляется в моих снах с конца февраля. Появляется как тень, почти каждую ночь, просится в дом, слышен плач младенца, отдалённый и жалобный. Надо в церковь сходить, свечку поставить и молитву заказать за упокой души.
Добротный пятистенок достался мне в полное владение в конце лета, когда я приехала по распределению в эту школу на центральной усадьбе. Директор школы, Семён Васильевич, майор-афганец, оставшийся без ступни ещё в пятой Панджшерской операции, одним своим присутствием в селе не позволил устроить такой же беспредел, как в остальной стране.
- Инна Сергеевна, - сказал он мне при первой встрече, - выбирайте: комната в малосемейке рядом со школой или дом в Андрюшино. Я, конечно, выбрала дом - проживавшая в нём старушка-ведунья тихонько почила по весне, снесли её миром на погост, а дом этот недоброй славой в селе пользуется, боятся его селяне, называют ведьминым домом. Ну да мне не привыкать - друзья байкеры меня уже лет пять ведьмой обзывают. Уважают.
Обстановка в доме на меня произвела ошеломительное впечатление. Прямо как в детских сказках - русская печь на полдома, чугунки, ухваты, пучки трав, связки корений.
Биофаковское образование спасовало в половине случаев, но любопытство пересилило, к тому же нашлись несколько старинных тетрадочек исписанных с ятями, фитами и ерами - «от головы», «от живота», «от шеи» и прочие премудрости - и составы, и заговоры, и даже ритуалы, записанные каллиграфическим почерком, от этого не ставшие более понятными и вразумительными. Но кое-что я всё же освоила: зверобой, пустырник, череда, пижма в рецептах обнаружились под своеобразными названиями, я даже изготовила несколько настоек, ради любопытства исполнив ритуалы. Благо, посуда серебряная у меня своя нашлась - кубок за пятое место по кроссу на пересечённой местности - я честно гонялась, до призового не дотянула. Судьи вручили « кубок единственной участнице» - обидно же, я чуть не разревелась и миской этой из благородного серебра Большому Волку по шлему заехала с криком: «А пенис серебряный на подставочке не нашли!!?» Еле меня ребята успокоили, а вот и пригодилась мисочка. Соседки, заходившие тёмными зимними вечерами со своими болячками, остались вполне удовлетворены содержимым заветных бутылочек, курочки, свежие яички и домашние соленья-копченья приятно разнообразят нехитрое девичье меню, а редких гостей, взявших в привычку заваливаться оголтелыми компаниями неизменно приводят в восторг.
Бамц!
Дверца сараюшки с треском распахнулась, форсированная Ямаха разорвала полуночную тишину в мелкие клочья. «Дятлы» поди, в штаны наделали - будут знать, как с ведьмами шутить - гаечка на верёвочке, которую я ещё в сумерках заметила, надолго им запомнится. Вылетев за околицу, уверенно держу курс вдоль речушки, потом по просеке - и вот она, лысая горушка. Пять костров на вершине, вся честная компания в сборе. Черная кожа блестит заклёпками и амулетами, радостно оскаленные рожи увенчаны банданами, байки притулились у подножия. Делаю оглушительный круг почёта, пускаю верную Ямаху мирно попастись на травке, а сама попадаю в братские объятия.
Бочка пива пенного с вбитым краном и здоровенные деревянные кружки в руках - непременный атрибут праздника, нестройное, но очень громкое пение, издалека смахивающее на рыки, хрипы и всхлипывания - язычество, а может и чего хуже.