- Куратор рассказал тебе, что этого делать нельзя?
- Это почему же нельзя?!
- Потому что смертный организм быстро изнашивается, работая на предельных скоростях, силе…
- Ты об этом… Да, он предупреждал.
- Видно, плохо предупреждал. Смотри, они целуются!
- Отвернись, - проворчала я, досадуя.
Конечно, Гай строго-настрого запретил мне злоупотреблять. Но со стороны Ингемара свинством было напоминать об этом и портить момент.
- Отвернулся, - я почувствовала его поцелуй на моей макушке.
Мы молча смотрели на темные берега, проплывающие мимо. Было хорошо. Ни о чем думать не хотелось. И ни о ком.
Но тем не менее, когда Ингемар, пропустив в лимузин Ивана, вдруг закрыл дверь, не давая мне войти, и тихо серьезно предложил вдвоем отправиться к нему, я сказала «Нет».
- Не сегодня, - добавила я.
Князь только поцеловал меня в губы коротко. Хотелось еще, но я сумела сдержаться и не потянуться за ним.
- Как скажешь, - и он позволил мне нырнуть в салон лимузина.
Дома мне понадобился прохладный душ. Я думала об Ингемаре и о том, каково это – заниматься с ним любовью. Наверное, он не очень чуткий любовник. Грубоватый, напористый, не то чтобы бесстыдник, но вообще не ведающий стеснений. Сохранивший свои варварские взгляды на все, в том числе и на секс. Наверняка ставящий свое удовольствие выше удовольствия партнера. Мужчина, которому, кажется, все равно, кого иметь – женщин, мужчин ли, потому что дикой натуре его запреты незнакомы, а секс в системе ценностей стоит, возможно, наравне с инстинктом питаться и быть альфа-самцом… Ох, не зря он мне волка напоминает.
Душ пришлось продлить на десять минут и после заставить себя об Ингемаре не думать. Почему-то не думать о Мане было легче.
Ева и Мана. По поводу ведьмы я испытывала лишь легкое чувство вины – свободный у них слишком брак с Ингемаром. Ева, поди, из тех, кто сами своим мужьям любовниц выбирают. В любом случае, пока рано думать о том, стоит ли Еву звать на нашу с Ингемаром свадьбу, а, значит, нет причин волноваться из-за нее. Конечно, ведьма может быть опасна… Но этого я не боялась.
Мана – совсем другое дело. Понимая, как я запуталась, мечась между этими двумя мужчинами, я все больше приходила к выводу, что выбор – с кем остаться – будет самым тяжким в моей жизни.
Не то чтобы я досадовала на свою дампирскую кровь, нет. Я не так глупа, чтобы не понимать очевидных преимуществ и вообще страдать по надуманным поводам; кроме того, я видела, что значат для вампиров обычные смертные – ровным счетом ничего. Но все равно я не могла не думать о том, как относились бы ко мне и Мана, и Ингемар, не говори во мне кровь Анны и Гая.
Я вспомнила о том психованном молодом человеке, Дарио, ребенке Траяна, который жрал смертных в прямом смысле этого слова. Как-то мы с Эстеллой напились, и она рассказала, что делает этот вампир с людьми. Он, оказывается, и общество по интересам сколотил, а лояльных к смертным вампиров в Италии называют не иначе как биофилами. Этот Дарио все ходил за мной и странно так смотрел, я предпочитала держаться от него подальше…
Зато намерения этого молодого человека были ясны, чисты и прозрачны: он хотел меня сожрать. Хотела бы я знать, чего хотят от меня или сделать со мной Ингемар и Мана.
Днем позднее я вернулась в дом Кимуры. Почти никого из «взрослых» не было. На диване в гостиной сидела Дойна в крошечном платье черного цвета.
- Ница, красавица, привет, - тепло поприветствовала ее я, сбрасывая босоножки в прихожей.
Цыганочка оторвалась от чтения какого-то журнала и поглядела на меня. Мое появление не вызвало у нее радости. Черные глаза были холодны.
- Хай, - она отложила журнал и встала, в то время как я присела в кресло, чтобы отдохнуть. – А я как раз хотела с тобой поговорить.
- Серьезно? – я насторожилась, но голос мой прозвучал довольно беспечно. – Я слушаю тебя.
Ница села на корточки прямо передо мной, положив ладони на подлокотники кресла. Этого я не ожидала.
- Надеюсь, - с нажимом сказала девушка, - что слушаешь.
Тон ее мне не понравился сразу.
- У тебя вообще как дела? – спросила она. – Все в порядке?
- Не то чтобы, но не жалуюсь.
- Мне показалось, что у тебя проблемы.
- Ница, - я положила ладони сверху на ее, - не крути яйца.
- Это ты крутишь яйца, мил моя, - девушка подняла брови, отчего ее и без того огромные глаза стали еще больше, - по меньшей мере двум мужикам.
- Ха, - я не удержалась, чтобы не хихикнуть изумленно, - а тебе какое дело?
- Такое, что один из них мой мастер, а второй – тоже мой мастер, - в голосе Ницы было столько яда… - Серьезно, что ты творишь?
- Я так и не услышала причины, - как можно тверже сказала я. – Не стоит пытаться увести меня в русло дружеской беседы, Ница. Мы не такие близкие подруги.
- Причина нужна? – девушка нахально скорчила пренебрежительную рожу. – За столько лет я повидала сотни баб и мужиков, которые, уверовав в свою незаменимость, пытались крутить вампирами. Посочувствуй им, Гайя, больше ничего они не заслужили.
- Тебя бесит, что смертная позволяет себе то, что ты никогда не сможешь? – злорадно поинтересовалась я. – Это тебе хочется посочувствовать…
- Знаешь что, писька, - лицо Дойны приобрело такое выражение, что мне стало не по себе, - продолжай в том же духе. Я хочу увидеть, кто из них первым сломает тебе шею.
Ее слова поразили меня в самое сердце, но виду я не подала.
- Ведь вы так похожи с Маной, - задумчиво заметила я, ласково убирая с лица девушки прядь шикарных волос, - и почему только вы не вместе? – я заправила локон за ухо Дойны и погладила ее по щеке. – И ты хороша. Хочешь, мы с Маной тебя возьмем третьей?
Дойна с секунду смотрела на меня безо всякого выражения, а потом прыснула и громко обидно расхохоталась, хлопая меня по ляжке. Я схватила ее руку, улыбаясь и не подавая вида, что уязвлена.
- Ох, писечка… - простонала она, смеясь. – Да в вашей постели и так уже слишком тесно.
И она встала и покинула гостиную, хихикая. В ярости я так сжала подлокотники пальцами, что два ногтя загнулись.
- Хорошо смеется тот, кто смеется последним, - прошептала я, с досадой думая, что, по-хорошему, эта шлюшка права.
Мне не дали долго кипеть от негодования. В гостиную почти бегом принеслась дампирка Аня. В топе и шортах, она была растрепана и возбуждена. С разбега она плюхнулась на пол возле моего кресла, как до того Дойна. Я с недоверием уставилась на нее. Голубые глаза девушки были расширены, на симпатичном тонком личике написан азарт.
- Ты ведь человек? – с ходу спросила она, сложив руки молитвенно. – Я слышала, что ты помогала Ивану, что ты тут… Короче, вытащи меня отсюда, а? Пожалуйста. Я больше не могу, - и она расплакалась, не сдержавшись, но тут же взяла себя в руки и отерла слезы, едва успевшие скатиться по ее щекам.
Нервы у девушки были ни к черту. Мне стало жаль ее. Должно быть, ей очень страшно.
- Кто твой отец? – спросила я, взяв ее за руку. – Ты не знаешь?
- Боже, нет! - ужаснулась она.
- Он мог бы помочь тебе…
- Нет, нет, нет, я не хочу помощи его, я просто хочу отсюда свалить и никогда не вернуться.
- Тебя обижают? Бьют?
- Меня тут держат против моей воли!
Я глядела в глаза измученной страхом и неволей девушки, и сердце сжималось.
- Ты должна понять, что они плохого тебе не сделают, - принялась убеждать я, - они любят таких, как мы, понимаешь? Мы их привлекаем вдвойне – человеческой природой и дампирской.
Она смотрела на меня так, словно не понимала слов.
- Ты ценна и тебя…