Я проснулась с мокрым лицом и страшной щемящей болью в груди. Я чувствовала огромную вину перед Маной.
Только усилием удалось подавить желание позвонить зеленоглазому. И только к утру прошла нерациональная, странная обида на Ингемара.
Как же давно я не видела такие сны. Они означали лишь одно: моя бедная психика на грани срыва. Лежа солдатиком в постели и пялясь в потолок, я злилась на саму себя за то, что ничего не могу сделать. Я так слаба. Как давно, Господи, не ощущала себя беспомощной! Мне не нравилось это чувство и не хотелось, чтоб оно возвращалось. Как помочь Гаю и форуму – вот что должно было стать моей основной задачей на ближайшие дни. Да что там на ближайшие – на все дни моей жизни, если понадобится. Главное найти убийцу вампиров, главное – его отыскать.
Цель оправдывает средства – решила я, когда проводила Гая в аэропорт. Отец летел в Вену каким-то хитрым маршрутом через Бухарест, Будапешт и Загреб.
- Я вернусь через четыре дня, - сказал он, - ничего не бойся.
А я ничего и не боялась. Настолько, чтоб основательно закинуться наркотиками, предупредив Дарио, что собираюсь в Бездну, и, собственно, в нее и нырнуть вниз головой.
Вниз головой – потому что от дозы, увеличенной по сравнению с моей обычной, меня бросило так резко, что я потеряла ориентацию в пространстве. Дарио умолял меня взять его с собой, я согласилась, так что едва лишь я сумела привести в порядок голову, увидела его.
Город древних золотых руин как всегда предстал передо мной застывшим в вечном полудне. Я валялась в цветах, как обычно, они мягко шелестели надо мной, движимые каким-то неощутимым для меня ветром. Пурпурные чашечки склонялись, осыпая пыльцой. А что, подумала я, у нас ведь начало сентября… и что-то там что-то там… аллергия… сезонные обострения… Цветы периодически приоткрывали мне кусочек золотистого неба, на фоне которого на столбе все так же сидела кошка. Я вспомнила о трудностях с руками и попыталась их поднять. Получилось с первого раза и так легко!.. Я счастливо замахала кошке обеими руками, давая понять, как рада видеть ее. Она несколько равнодушно подняла переднюю лапу, показав мне серовато-розовые подушечки ладоней. Подержав так лапу секунды четыре, она опустила ее. И тут небо закрыл сияющий Дарио, который за локти схватил и поставил меня на ноги.
На него было смотреть больно, так он сверкал, я не могла видеть его лицо. Отвернулась, прикрывая глаза. Все ощущалось почти так же, как в реальном мире – впервые! Впервые я чувствовала себя так, словно все это материально. А, может, оно и материально?..
Я повернулась к Дарио, желая спросить, ведь он должен об этом месте больше знать, но увидела лишь резко поблекшего вампира, с изумлением взиравшего на меня. Да-да, он так поблек, что я сумела вообще что-то разглядеть на его лице.
- Гайя… - как сквозь вату донеслось до слуха. – Гайя…
Я почувствовала, что меня потихоньку… нет, не уносит из этого мира, а наоборот – засасывает, что ли… Я хотела кричать, но горло перехватило так сильно, что я начала задыхаться. Я тянула руки к Дарио, к кошке, пыталась цепляться за цветы и землю, и да – этот мир вдруг стал материален, потому что сок разорванных лепестков наполнил воздух горечью и свежестью, потому что я изранила руки, а Дарио, хватая за руку, вывихнул мне запястье.
Когда воздуха не стало совсем, я на короткое время оказалась на еще более глубоком слое Бездны. А вот интересно, Бездна случаем не как Сумрак у Лукьяненко, думала я, медленно приходя в себя в кромешной тьме. Может, Сергей Васильич тоже… того… побывал тут когда-то? И что же? Может, падая и падая сквозь Бездну, я в итоге вывалюсь в наш мир, «потому что все мы живем на седьмом слое Сумрака»?
Мрак немного рассеялся. Я лежала словно в коконе, под грудой одеял или – само собой пришло такое сравнение – в материнском чреве. Где-то очень далеко моим полуслепым глазам виделся слабый свет, так сереет перед рассветом край неба где-то очень далеко. Мне было не страшно даже, я была парализована ужасом. Острым, всепоглощающим, диким, первобытным ужасом. Во-первых, задохнуться могла все еще, если уж так вышло, что я тут не приспособлена выживать, во-вторых, вдруг я продолжу проваливаться глубже? Это позже я смогла все поделить на «во-первых» и «во-вторых», а тогда лишь отчаянный инстинкт самосохранения бился в голове, вынуждая сознание вытолкнуть меня прочь из Бездны, вдруг оказавшейся такой жестокой и непримиримой. Меня не покидало чувство, что мне преподают урок, что меня наказывают за вторжение и за легкомыслие, с которым я раз за разом погружаюсь в место, любые происшествия в котором влияют на внешний мир.
Я пыталась дышать, пыталась заострить зрение, призывая все свои способности. Какими же жалкими эти сверхспособности казались тут!..
В какой-то момент стало лишь немного легче. Дышать, видеть сквозь ткань этого мира, чувствовать собственное тело. И тогда я трусливо взмолилась, обращаясь к своему богу. Я неистово пожелала покинуть это место, поклялась больше не соваться сюда, путая слова молитв и псалмов, что-то среднее между «Да не убоюсь я зла» и «Как на небе, так и на земле». Не покидало ощущение того, что меня держат силой.
Никогда ни до, ни после более сильного страха я не испытывала. Что ж, если Бездна хотела меня наказать и проучить, она это сделала. А если убить хотела?..
Если и хотела – у нее не получилось. Потому что после очередного отчаянного рывка я вырвалась в мир полудня, руками снова вцепилась в землю и цветы. А там уж меня схватил Дарио.
Очнулась я уже дома. В нашем мире, то есть. В больничной палате. Пристегнутая ремнями к кровати. Как пояснил мне Дарио, периодически такие сильные судороги случались, что врачи решили меня зафиксировать. Также мой вампир рассказал, что я пережила клиническую смерть. И если бы не он…
От химии, через капельницы постоянно вливаемой мне в кровь, я была постоянно в сонном состоянии. Дарио поил меня кровью своей. Я слабо помню те два дня в больнице, но к тому моменту, когда Гай вернулся в Киев, я уже пришла в себя.
Сейчас, глядя на произошедшее тогда, я намеренно стараюсь придавать этому поменьше значения. Конечно, после собственной смерти (ну ладно, клинической смерти) начинаешь воспринимать жизнь иначе. Но белый потолок палаты, как и черное одеяло Бездны, словно отделили меня от изрядной части меня же. Я много всего передумала, корчась не от физической, а от какой-то особенной боли, ночами в больнице, стараясь не привлекать внимания Дарио. В спутанных мыслях никак не желал наступать порядок, тело болело так, словно мной били о стены всех домов по пути в больницу. Врач сказал, что это от судорог. Я сильно прикусила язык, едва могла говорить, и тоже по этой причине.
Все, что мне могло прийти тогда в воспаленный, падающий в безумие разум – это то, что все из-за Маны. Точнее, из-за развода.
Тогда в баре, когда Ингемар освободил меня от брака с Маной, я почувствовала, что мне стало легче, словно с привязи сняли. Да и раньше я, помнится, шутливо про себя Ману именовала тем, кто не дает мне оторваться от земли.
Увы, вышло так, что он и впрямь хранил мой разум от полного отрыва от реалий. Мне никто не говорил этого, просто со временем такие выводы сами пришли в мою голову.